– Я это улажу, Питфей Гефестион. Можешь спать спокойно.
Итак, я со всей моей семьей остался при дворе Артемисии, остался не у дел, – и с каждым днем мой долг перед хозяйкой возрастал. Но я не заговаривал о плате, понимая, что это прозвучит нелепо и только рассмешит царицу, если не оскорбит. Многие придворные жили за счет казны, нисколько не стесняясь этого; меня же отчасти извиняло положение гостя.
На некоторое время Артемисия словно бы забыла обо мне – царские обязанности почти не оставляли ей досуга. Я же отдыхал, приводя в порядок мои заметки; посвящал много часов жене, детям, музыке. Несколько раз к нам заходил Фарнак – поговорить и проведать Поликсену с малюткой Артемисией. Мне показалось, что отношения его с Поликсеной стали иными: они снова сблизились, но теперь уже – как брат и сестра, которые могут друг другу довериться, но не испытывают плотского влечения. Такая перемена не могла меня не радовать, хотя я не мог сказать, какова настоящая причина – и надолго ли это.
Нам с Поликсеной, конечно же, хотелось увидеть Нестора, узнать, где и как он живет; но я не мог теперь оставить жену и младших детей, да и Фарнак не желал пускать меня в свои владения. У него, как оказалось, было целых два прекрасных поместья в разных концах страны, пожалованных царицей за службу. Фарнак собирался покинуть двор – он со смехом пообещал, что скоро вернется и привезет Нестора повидаться; и мне пришлось удовольствоваться этим.
Через неделю такой размеренной уединенной жизни Артемисия пригласила меня на ужин. Я удостоился этой чести вместе с Фарнаком: подозреваю, что с ним царица встречалась чаще, чем со мной. Поликсену позвали тоже.
Ужин подали в том же зале, только на нас четверых. Похоже, Артемисия привыкла трапезничать с приближенными так же, как я, – сидя и за разными столиками. А возможно, – что вернее, – карийка не желала создать впечатления чрезмерной близости и распущенности, к чему располагают пиршественные ложа, предназначенные прежде всего для мужчин. Я не знаю, часто ли царица задавала пиры; но, скорее всего, на больших сборищах она тоже восседала с неприступностью небожительницы.
Родственников при дворе у нее не осталось; и ей пришлось самой подбирать себе сторонников после скоропостижной смерти мужа. Могу только догадываться, как это трудно для женщины! И по-настоящему Артемисия не была близка ни с кем: как хороший правитель, никому не открывающий своего истинного лица.
При первом нашем свидании она показалась мне суровой, как Артемида или Афина, – и, несомненно, была такой для большинства подданных! Но сегодня, ужиная в кругу доверенных лиц, Артемисия казалась задумчивой, даже мягкой; одета она была в белый ионический хитон с серебряной нитью, придававший ее стройной сильной фигуре что-то девическое, а черные волосы она стянула обычным узлом. Блюда были тоже простые – рыба со специями, зелень, сыр, фрукты.
Сперва мы ели молча, а потом я осмелился начать беседу, задав царице вопрос, ответ на который меня непритворно интересовал. Почему в этом зале так много произведений минойского искусства – амфоры, статуэтки, светильники