Я неуклюже встал, цепляясь за свой ящик, – и тут меня вырвало. Потом я упал на палубу и, кажется, потерял сознание.
Вдруг меня вырвали из забытья, схватив за шиворот и сильно встряхнув: я заорал и забился, вообразив, что это какой-нибудь перс, который уцелел. Но тут воин отпустил меня; я упал на четвереньки и перекатился на бок, задрав голову и с трепетом взглянув на него. Воин оказался эллином – он был весь покрыт кровью и ужасен, как сам Танат: я узнал своего отца.
– Что ты тут делаешь? – прорычал он.
Окровавленный меч в его руке был еще обнажен. Никострат задвинул его в ножны; а потом наклонился ко мне и, схватив за грудки, легко поднял в воздух.
– Что… Ты… Себе позволяешь, щенок?..
С каждым выдохом скозь зубы он немилосердно встряхивал меня: голова моя болталась, так что, казалось, вот-вот оторвется, ребра трещали в лапах спартанца. Мне представлялось, что он вот-вот швырнет меня в морскую бездну, как только что отправлял за борт персов…
– Я ничего… Я не хотел! – отчаянно крикнул я, сумев набрать в грудь воздуху. – Отец!
Но тут безумие битвы в глазах Никострата погасло, и он поставил меня на ноги.
– Твоя мать, должно быть, уже с ума сошла, потеряв тебя, – мрачно сказал он. А потом велел:
– Иди к матери и сестре и утешь их! У меня здесь еще работа!
«Так вот как он называет это – работой!» – подумал я с содроганием. Но, разумеется, был только счастлив убраться с глаз родителя.
Я уполз в трюм, спотыкаясь и всхлипывая. Да, должен признаться, что я позорно разревелся, когда Никострат оставил меня в покое: ведь мне было только восемь лет, и я впервые увидел настоящую жестокую битву… и впервые увидел такое лицо своего отца! Но когда я спустился в трюм к моей семье, я успел утереть глаза и больше не дрожал.
Я не сразу нашел Эльпиду, сестру и слуг среди людей внизу, при слабом свете, просачивавшемся сквозь щели. Но когда я уже приготовился закричать, то услышал крик:
– Хозяин Питфей!..
Ко мне пробирался Мирон – с безумными глазами: его пшеничные волосы были всклокочены, одежда порвана. При виде него ноги у меня подогнулись, и молодой раб матери подхватил меня, прижав к груди.
– Мы думали, что ты убит!
– Я… не успел спуститься, – соврал я, ради общего спокойствия. – Но все обошлось, как видишь!
Мы со слугой вернулись к моей матери. Эльпида сидела, держа в объятиях дочь; она не плакала, только что-то шептала, и лицо ее было совершенно белым. Узрев меня, матушка вскрикнула… а потом протянула ко мне руки, неуверенно, точно думала, что перед нею призрак.
Я бросился к ней так быстро, как мог: и мать крепко обняла меня.
Потом отстранила от себя, ощупывая мои плечи и грудь:
– На тебе кровь!
– Это не моя, – торопливо сказал я. – Я просто не успел