Исидор принял мою жертву покойной, едва заметно улыбнувшись.
– Я положу твои волосы в саркофаг моей госпожи матери.
Я уже знал, что не смогу сделать это сам, – и, честно говоря, порадовался. Вначале мы с моим другом говорили только о скорбных предметах, приличествующих минуте, и Исидор рассказал мне, что для народа Та-Кемет погребение – величайшее и главнейшее таинство в жизни. Прикасаться к мумии могут только бальзамировщики-парасхиты и жрецы, читающие заклинания для облегчения усопшему пути по загробному царству. Даже Исидору не было бы это позволено, не будь он жрецом низшей ступени…
– Так значит, для вас вся жизнь – это подготовка к смерти? – воскликнул я. До сих пор мне даже не приходило в голову, насколько египтяне в этом отличаются от нас и от других народов.
– Да, именно так, – ответил Исидор.
Он улыбнулся мне с сознанием своего превосходства.
– Каждый день, совершая преклонение перед Хнумом и Осирисом, я говорю себе, что этот день может стать последним. И мое сердце может перевесить перо Маат на последнем суде.13
Меня начал тяготить этот разговор, похоже, приносивший моему старшему другу своеобразное наслаждение, доступное только египтянам. Видя, что мне хочется уйти, Исидор понимающе усмехнулся.
– Люди всех народов думают о смерти, экуеша, но лишь люди Та-Кемет умеют должным образом к ней приготовиться, – сказал он.
Мне очень хотелось поспорить; но, разумеется, сейчас это было бы грубо и неуместно. Однако у Исидора было мало времени на разговоры о божественном – помимо подготовки к похоронам, он разбирал свитки, оставшиеся от отца, готовясь к вступлению в должность: эти папирусы хранились как дома, в семейной библиотеке, так и в коптосском Доме жизни. Кроме этого, мой друг много времени посвящал преклонению. Он и раньше, в детстве, был набожен – а теперь порою погружался в молитву на целый час, раскрыв ковчежец со статуэткой своего бога и воскурив благовония. Когда я подглядывал за ним, – как он сидит на циновке, поджав ноги и простерев руки, – мне казалось, что Исидор, как и другие жрецы Египта, в молитвенном экстазе теряет чувство времени…
Однако, чтобы я не чувствовал себя лишним и не скучал, Исидор предложил мне воспользоваться его библиотекой. Я не был большим охотником до чтения – хотя я всегда любил узнавать новое, я считал, что гораздо лучше извлекать уроки из жизни, общаться с разными людьми и преодолевать препятствия, чем ворошить сухие свитки. У нас дома, к тому же, книг было мало: их собирали только самые богатые люди, и больше для того, чтобы похвалиться перед высокородными гостями.
Но в доме Исидора, от нечего делать и из вежливости, я воспользовался его приглашением. Библиотека у господина Тураи и его жены оказалась очень обширная – целых два стеллажа с круглыми