***
Святые богословы нередко описывают под видом огня сверхсущностную Сущность: чувственный огонь, можно сказать, присутствует везде и освещает все, не смешивая ни с чем… Он сверкает ослепительным светом и в то же время пребывает таинственным, непознаваемым вне являющей его материи. Никто не может ни перейти его сверкания, ни созерцать его лицом к лицу, но его мощь простирается повсюду, и там, где он возгорается, он притягивает к себе все… В своем превращении он отдается всякому, кто ни приблизится к нему, как бы ничтожен он ни был: он перерождает все сущее своим животворным теплом и озаряет его, но сам остается чистым и не смешанным ни с чем… Он деятелен, могуч, невидимо присутствует везде. Если им пренебрегают, он кажется несуществующим. Но под действием трения, этого как бы молитвенного действа, он вспыхивает, набирает силу, распространяется вокруг. Можно указать и на другие качества огня, с которым как с чувственным образом, сравнивают деяния Божественного Начала. /95, 34/
***
Теперь нам надлежит славить эту вечную Жизнь, из которой происходит всякая жизнь и через которую все живущее в меру своей способности обретает жизнь. Говоришь ли ты о жизни духовной, умственной или чувственной, или о той, что питает и взращивает, или о любой другой жизни, какая только может быть, – она живет и животворит благодаря Жизни, превосходящей всякую жизнь… Ибо недостаточно сказать, что эта Жизнь жива. Она есть Начало жизни, единственный Источник жизни. Именно она усовершает и различает всякую жизнь, и надлежит возносить ей хвалу, исходя из всякой жизни… Подательница жизни и более чем жизнь, она заслуживает прославления всеми именами, какие только могут быть приложены к этой Жизни. /95, 35/
***
Вне причастности к Благу ничто никогда не существовало, и не существует, не будет и не может существовать. Возьмем, к примеру, распутство. Оно лишено Блага неразумным вожделением… но не менее верно и то, что оно причастно к Благу через пребывающий в нем слабый отзвук единения и нежности. Также и гнев причастен к Благу через само заключенное в нем устремление, через желание улучшить то, что представляется дурным, и привести его в по видимости лучшее состояние. И даже желание идти худшим из путей, поскольку он желает не иного, чем жизни, – и жизнь, по его представлению, наилучшей, – самим этим желание, самой жаждой жизни, самой тягой к жизни высшей также причастен к Благу. Если бы Благо упразднилось вовсе, не осталось бы ни жизни, ни желания, ни движения и ничего иного. /95, 174/
***
Если