Сейчас понимаешь, как близки мы были к трагедии, в то время людей убивали и калечили почти каждый день, криминальная обстановка в городе была безобразная, всюду был беспредел и беззаконие. Но молодость – удивительная штука, следующим утром я уже беззаботно бежал в свою больницу на работу, ничуть не беспокоясь о происшедшем. Как вы помните, мы с Алтаем работали в челюстно-лицевом отделении 5 ГКБ. Вбегая на 4 этаж, я неожиданно встретил Алтая, в надвинутом на лоб колпаке и в хирургической маске до самых глаз. Я удивленно спросил:
– А что это ты вдруг ходишь в маске, брат, не заболел ли?».
Его ответ меня крепко озадачил:
– Там вчерашний Берик бродит возле отделения, наверное, нас ищет.
Я быстро нырнул в ординаторскую, переоделся и тоже надел маску, от греха подальше.
Тут вошел наш жизнерадостный и шумный заведующий отделением Али Алиевич с пачкой историй болезней пациентов, поступивших ночью, и начал раздавать их лечащим врачам. Надо сказать, что у меня было две палаты: мужская и женская. Мне достались трое новых больных, и я пошел их осмотреть, чтобы успеть ознакомиться до обхода.
Сюрприз ждал меня в женской палате: в три утра к нам поступила красавица Шолпан с переломом нижней челюсти со смещением. Наши танцы и побег дорого обошлись несчастной девушке. И, хотя, конечно же, мы с Алтаем не были виноваты в случившемся, все равно я чувствовал себя крайне скверно и отвратительно. Выглядела она ужасно, вся левая сторона лица была как один огромный синяк, челюсти зашинированы грубой металлической проволокой, руки покрыты синяками и гематомами. Вместо шикарного вечернего платья и красивых туфель, на ней был застиранный больничный халатик и тапочки.
Я осмотрел снимок, требовалась экстренная операция, перелом был оскольчатый и со смещением, и ко всему, один из зубов попал в линию перелома. Подобные операции обычно проводят под наркозом, делают разрез на шее параллельно нижней челюсти, но в этом случае, даже при всем искусстве хирурга, рубец остается на всю жизнь. Как вы понимаете, любой шрам, да еще и на лице, это огромное испытание и трагедия для любой женщины. Я максимально осторожно рассказал ей об операции. Она разрыдалась у меня на плече, и мне было безумно жаль ее, понимая, что какие-то жалкие пять часов отделяли эту красивую девочку от трагедии, устроенной ревнивым идиотом. Пока ей сделали успокоительный укол, я вышел в коридор и тут столкнулся с Бериком, допрашиваемым следователем. Берик сразу узнал меня и предложил нам с оперативником любые деньги, чтобы замять дело и спасти его от тюрьмы. Как позже выяснилось, он уговорил следователя, и тот «спустил дело на тормозах», и теперь все зависело только от меня.
Я же думал только о том, как лучше сделать операцию, чтобы максимально сохранить девушке её природную красоту, зная, что даже самый искусный разрез