Захар поставил стул напротив клетки, протянувшейся от стены до стены вдоль правого торца, шагнул вперед и просунул через прутья деревянную миску с разогретой гречневой кашей и деревянную ложку.
Пленник не забился в угол, и Захару это понравилось. Руслан сидел у стены, облокотившись о колено и подперев голову рукой. Он смотрел исподлобья, через вихры сбившегося наискось хвоста; ненависть горела в глазах подобно уголькам, готовым вспыхнуть в любую секунду и опалить любого, кто посмеет к нему прикоснуться. Один глаз у него был здоровый, второй заплыл кровью из лопнувшего сосуда. На брови серела грязная полоска пластыря; кровоподтеки от кулаков Оскара потемнели и багрово-синими пятнами расползлись почти на всю левую половину лица. Ссадины затянулись коркой; под отросшей челкой на лбу виднелась бледно-синяя отметина, оставленная на память ударом в переносицу Оскара. Знак достоинства и неповиновения, третий глаз, око разбуженного зверя.
Когда перед носом замаячила миска с ложкой, узник не поменял позы, не протянул руки. Если он и был голоден, то ничем это не выдал. Взглянув на подачку, моргнул и с презрением отвел разномастные глаза.
– Тебя кормили сегодня? – спросил Захар.
Руслан не ответил. Захар наклонился и поставил миску ему под ноги.
– Скажешь, я принес. И пусть только попробуют забрать – сверну шею. Так и передашь, ясно?
Никакого отклика. Захар выпрямился и с высоты своего роста окинул стажера проницательным взором, выискивая отпечатки дурного влияния со стороны своих злопыхателей. И до приемыша его добрались? Что они уже наобещали?
– Максим, – прохрипел узник и поднял на тюремщика дикий взгляд. – Он жив?
– Жив.
– Я хочу его видеть. – Голос звучал глухо, Руслан говорил с трудом, словно кто-то нажимал ему на грудь, словно ему не хватало воздуха. Как бы он ни старался казаться спокойным, владеющим собой, полыхающий внутри гнев находил выход через сбитое дыхание, разомкнутые губы и нервно подрагивающие пальцы.
– Максим спит в клетке снаружи, – удивился Захар. – Тебя же выводили по нужде, ты что, не заметил его?
– Я хочу с ним поговорить, – прошелестел узник.
Захар помедлил. Мысленные шестеренки остановились и закрутились в другую сторону.
– Он под снотворным.
– Что вы с ним сделали?
– Только усыпили, больше ничего.
– У него открылась рана. Я видел кровь.
– Мы все исправили, не волнуйся. Не для того зашивали и тратили