Соленый ветер бренчал тяжелыми пластинами пальмовых вееров, с неугомонностью ребенка проносился через мелколистные кроны мангровых деревьев, без разбору подхватывал все звуки, что успевал поймать на лету, кидал где попало и галопом несся дальше, безустанный, вечный, непокорный. Ребята посматривали на небо, проверяя, не растут ли на горизонте кучевые облака, не темнеют ли, не набираются ли влаги да силы, чтобы пролиться дождем. Но по небесному куполу бодро проносился все тот же серо-голубой зефир с ослепительными белыми боками, похожий на фигурки для торта. Лоле вспоминались сладкие шедевры Максима: торты, пирожные, тарталетки, печенья и пряники.
Под сдержанной лазурью неба тяжелая синева океана пробуждала волнующие мысли о его величии, о непостижимых глубинах и неразгаданных тайнах, о неизвестных обитателях и мифических созданиях, которые породили так много сказок и былин, красивых и страшных, навеки любимых. Волны закручивались пенистыми спиралями, бросались на берег с исступлением музыкантов, ударяющих в тарелки или барабаны, но тут же степенно откатывались назад, разглаживая белоснежный песок, точно в попытках вернуть все на место, исправить тот бардак, который натворили в порыве творческого импульса.
Палатку разбили под сенью пальмовой рощи. Приливные волны сюда не дотягивались, горизонт просматривался как на ладони, видимость была превосходная: ни пальмы, ни мангры не мешали. Ничто не препятствовало радиосигналу мчаться невидимыми воздушными потоками в поисках ответа, и можно было не бояться шторма: сильные волны будут гаситься о прибрежные скалистые рифы и мангровые корни. Впервые за долгое время троица чувствовала себя в безопасности.
Для хранения вещей, сумок с провиантом и прочей небесполезной яхтенной утварью решили соорудить двухскатный курень. Необходимый для этого материал они надеялись раздобыть в соседнем лесу. Туда и отправились. Лола осталась с дымовой шашкой наготове наблюдать за горизонтом, прослушивать между делом аварийную частоту и передавать сигналы бедствия.
За пальмовой рощей раскинулся мшистый лавровый лес. Здесь было сумрачно и душно. Лавры источали сильный пряный аромат, хорошо знакомый и очень приятный, но сами деревья выглядели измученными жертвами неизвестного недуга. Они сгибались, тянулись друг к другу, припадали к земле и скручивались в узлы, словно в корчах от сильнейшей боли. Спутанные кроны не пропускали солнце; густой и влажный воздух застревал в глотке и покрывал кожу невидимой пленкой. С заскорузлых ветвей свисали шматы зеленого мха, похожие на куски шкуры с длинной шерстью. Мох был всюду, куда ни кинь взор, словно по лесу промчался безумный