– Не прикасайся ко мне!
Захар нахмурился, но руки убрал.
– С таким же настроением собираешься мне через три дня подарок отдавать?
Инга заплакала.
– Вот опять… – вздохнул пират. – Ну сколько можно?
Слезы текли и текли, и ненавистное шакалье лыко расплывалось и гримасничало, как в комнате смеха. Я не должна была выжить, я не должна была выжить… Это какой-то сбой мироздания, ошибка в еженедельнике Смерти…
– Почему ты не можешь просто дать мне умереть?.. – прошептала Инга.
– Радость моя, ну не могу я, – ласково прожурчал Захар, утирая ей слезы. – А почему ты не можешь принять меня? Зачем себя изводишь? Убиваешься по мертвецу, а ему до тебя уже и дела нет. Ну согласись, все к лучшему, разве нет? Ты жива, у тебя есть крыша над головой, ты под моим крылышком… А если прекратишь себя вымарывать, станешь такой же здоровой, как раньше, и даже лучше. Так чего же ты маешься? Прими меня – и все встанет на свои места. Прими, иначе я буду вынужден и дальше приручать тебя насильно, а это очень неприятно и тяжело, ты и сама уже поняла. Не мучай себя, радость моя, не надо.
Инга облизнула губы, чувствуя, какие они соленые и потрескавшиеся. Порезы на руках тянуло и подергивало и в то же время странным образом обволакивало теплом, как при погружении в горячий песок. Инга приказывала себе собраться, но сил не осталось, ни на что не осталось… Если бы Захар сейчас велел ей встать с кровати, она бы тотчас упала как сноп.
Вешатель. Кровопийца. Живорез. Прежде чем кто-то сделает шаг, он уже знает, в какую сторону и зачем. Прежде чем кто-то промолвит слово, он уже знает, как обернуть это в свою пользу. Он зажал ее в кулак и забавляется, пока не наскучит и он не швырнет ее стае или не сбагрит на черный рынок. Но пусть сбросить это ярмо ей не удастся и свободы теперь не видать, пусть последние страницы ее жизни он допишет сам, закрепив победу несмываемыми чернилами, никогда ему не завладеть ее воспоминаниями. Все дорогое сердцу и памяти останется в ней, останется при ней, надежно укрытое в самом дальнем уголке души, в том месте, куда ни за что не проникнет его извращенный ум. Теперь она не забудет. Филипп не оставил ее тогда – и она не оставит его сейчас. Не оставит никогда.
– Как ты узнал? – прошептала Инга.
– О твоей сестре?
– О том, что я сделаю… Зачем пришел ночью?..
Девушка не глядела на изувера, но постылая улыбка, прозвучав в голосе, тотчас возникла перед глазами.
– Разве я могу сказать? Считай это моей магической силой. У меня сильно развито чутье.
Звериное, подумала Инга. Звериное чутье. Он пришел на запах крови.
– Радость моя, не надо так огорчаться. Ты сама виновата, что заставила меня прибегнуть к таким мерам, – донеслось до нее, как через толщу воды.