– Не дергайся, дорогая, или будет еще больнее.
Инга в ужасе зажмурилась, чтобы не видеть, как в предплечье втыкается игла. Захар отпустил ее руки. Она медленно перевернулась набок и села, опустошенная и раздавленная чужой волей. Растянутые плечевые мышцы не давали сделать ни одного движения без пронзающей боли. Мокрую голову холодило сквозняком, щеки обжигало злыми слезами. Какая же она беспомощная и жалкая…
Инга с тревогой прислушивалась к себе, но не чувствовала никаких изменений. Она все также ненавидит палачей, сейчас даже во сто крат сильнее. Ей по-прежнему хочется рассечь шею Захара. Она все еще любит Филиппа, все еще помнит, как его застрелили у нее на глазах. Он захлебнулся кровью. Инга не коснулась его на прощание. Да, она помнит. Шакал срезал часы с мертвой руки.
– Патрик, друг мой, постучись к девушкам, пусть принесут ведро воды и тряпку. Я тут посижу на всякий.
Прислужник молча накрыл иглу колпачком и вышел, не забыв притворить за собой дверь. Инга поднялась с кровати и неосознанно двинулась к уборной. Когда ее удержали за локоть, она покорно остановилась и даже не подняла головы.
– Реветь по углам потом будешь. Сейчас у тебя есть дела. Приведи жилище в порядок. Подушки, одеяло и постельное белье отдашь соседкам, они просушат и вечером вернут. Приступай.
Глава 10
Инга сидела на корточках в углу между книжным стеллажом и стеной, вцепившись пальцами в волосы, склонив голову до самых коленей, и беспокойно раскачивалась взад-вперед. Из груди вырывалось сбитое дыхание, Инга давилась рыданиями, всхлипывая от беспрестанно текущих слез. Ей было жарко. Организм настойчиво требовал выплеска энергии, но девушка не двигалась с места. Она боялась поддаться энергетическому удару, боялась впасть в забытье и потерять власть над собой. Нельзя забывать. Нельзя забывать. Инга настойчиво удерживала в сознании любимый образ. Глаза темно-карие, волосы каштановые с рыжеватым отливом, который особенно заметен в солнечную погоду и под светом желтых ламп, на ощупь пружинистые и жесткие, как проволока. Кто-то однажды сказал Инге, что у Филиппа слишком пухлые губы, из-за чего рот кажется большим. Но Инга так не считала. Она обожает его губы, обожает целовать их, поглаживать пальцами, любоваться ими в предвкушении поцелуя. Она любит в Филиппе все, она знает каждую его морщинку, которая появляется при улыбке, каждый взгляд, каждый жест. У него очень красивые руки, крепкие и при этом нежные и ласковые. В объятьях Филиппа она становится его творением, его скульптурой, до того в них спокойно и тепло.
Странно отчетливые фрагменты крутились в голове, окликая Ингу на разные голоса, запутывая диссонансом звуков