перенимая их от предыдущих поколений. Если суметь преодолеть родовой глупый страх и внушенные воспитанием предрассудки, то это и будет означать свободу воли для действия, освежающего затхлую атмосферу жизни. Свободный бессовестный человек перестает быть «подлецом». И уже с этой точки зрения Раскольников распознает предрассудки и страхи в письме матери к нему об их с Дунечкой планах относительно дальнейшего устройства для всех троих жизни. Он возмущен ее обращением к нему как обыкновенному человеку, более того – взбешён и резко отметает такого рода сотрудничество и параллели. Ему противны «слабость» матери и сестры, их непонимание собственного рабского положения из-за нежелания бунтовать и готовности жертвовать: «О, низкие характеры!» И более всего он сердит оттого, что уже и не представляет себе, как будет жить без осуществления своей сладкой мечты об «освобождении», как ему жить «как все». Впрочем, Раскольникову основные моменты идеи о власти были понятны довольно давно, что и позволило ему изложить их в свое время в статье «О преступлении». В ней два пункта: преступление, разрешенное по совести, не сопровождается «болезнью», но преступление, совершенное без преодоления совести, даже и при отброшенным Боге («Не убий»! ), неизбежно влечет за собой «болезнь» – помрачение рассудка, распад воли, случайность и нелогичность поступков. Все дело в совести – сумел ее отбросить, значит, доказал принадлежность к избранным, собственно к людям, имеющим дар и талант сказать «новое слово». Не сумел – значит, место тебе среди «материала», идущего на создание этого «нового слова». Раскольников рассуждает обо всем этом, как о само собой разумеющейся реальности, при том что все эти представления выдуманы им от начала до конца.
И вот после того, как все стало ясно, после «болтовни», от которой он устал, наступил момент, когда надо было уже или на что-то решиться, или «…отказаться от жизни совсем! …послушно принять судьбу, как она есть, раз навсегда, и задушить в себе всё, отказавшись от всякого права действовать, жить и любить!» Ценой нечеловеческого напряжения воли Раскольников добился временного «онемения» нравственного чувства. Он идет убивать и действует машинально, даже мысли его – пустые обрывки, пробуксовка, инерция – не несут в себе никакой информации и не отражают его действительного положения. Даже мелькнувшее: «Не уйти ли?» – это мысль-суррогат неизвестного происхождения, не располагающая никакой дальнейшей аргументацией. Сердце его «стукало». Но «амнезия» длилась недолго, и Раскольников срывается в «болезнь», симптомы которой ему очевидны: после убийства вдруг проснулись чувства – отвращение. Клочки мыслей после возвращения домой. А главное – распад воли: никакого дела не получилось, когда он пришел к Разумихину, чтобы уже поступить в соответствии со своим планом о новой жизни – начать, собственно, восхождение на вершину, деньги у него уже были, и – не смог.
