– В любом случае, спасибо богам и царю Филиппу, что мы сейчас дома, в целости и сохранности. Живы, не проданы в рабство, не отданы в руки солдат-победителей. Неприятно, но факт, – есть государство, ставшее сильнее Афин, и оно теперь диктует политику в Элладе. Со стороны Афин было бы мудрей примириться с этим, а не вести солдат на смерть. Потому что любой мир всегда лучше войны. В голове не укладывается: тот, кто накликал эту напасть, будет поминать героев, не бросивших свой щит в бою. – Таис возмущенно замолчала.
– Ладно, мы же решили никогда не лезть в это зловонное болото – политику – пусть она остается уделом бедных мужчин. А война всегда была их любимым занятием: разрушать, убивать и грабить, навязывать свою волю тем, кто думает иначе. Неужели это действительно в мужской натуре? Так было еще при Гомере, ничего не изменилось и сейчас. Все против всех – греки против греков! – Геро покачала головой. – Сегодня ты друг, союзник, а завтра – враг. Только расплачиваются всегда слабейшие, в том числе женщины…
– Странно это слышать от дочери воинственной Спарты. У вас ведь даже Афродиту изображают с оружием, – заметил Менандр и тут же пожалел, что затронул больную национальную тему. Не следует ее никогда затрагивать, даже в дружеском кругу.
Афиняне до сих пор недолюбливали спартанцев за то, что почти семьдесят лет назад проиграли им тридцатилетнюю Пелопонесскую войну, а с ней и гегемонию в Элладе. Сейчас в Элладе верховодила Македония. Чтобы добиться этого, Филиппу потребовалось двадцать лет непрерывных войн.
– Я хоть и спартанка, но здравомыслящий и миролюбивый человек. Потому и не прижилась в Спарте.
– Я согласен с тобой, ты же знаешь… – попытался оправдаться Менандр. – Кстати, примерно о том же говорил и Александр на собрании. О мире в Элладе, о равноправном сотрудничестве, об объединении интересов, о прекращении беспрерывной вражды эллинов между собой, о борьбе с общим врагом – Персией, о расширении горизонтов.
– О расширении горизонтов? Это совсем в твоем духе, поэтично, – усмехнулась Геро.
– Если он действительно так думает, как говорит, то пусть ему помогают боги, – заметила Таис.
Таис отправилась на вечернее «стояние» к ваятелю Динону. Сначала она медленно шла вдоль кладбища Керамика с его надгробными стелами, зарослями мирта и атмосферой покоя и грусти, потом спешно через рынок, где ее постоянно окликали и приветствовали заигрывающие торговцы и мастеровые, затем вдоль Акрополя, в который раз восторгаясь его величественными очертаниями и грандиозной фигурой Афины в золотом шлеме. Какое странное сочетание: богиня мудрости, и одновременно богиня-воительница. В войне-то какая мудрость? «Чего-то я сильно не понимаю в жизни», –