«Все мое со мной, мой мир во мне, я не одинока, пока со мной море, солнце и трава. Это только грустная минутка. Все пройдет. Все всегда проходит.» Море не обмануло ее, поддержало, как всегда: смыло грусть, растворило соль слез в соли волн и вдохнуло веру в благосклонность жизни, в божественную справедливость, следящую за равновесием добра и зла в мире и человеческой жизни.
За пару дней Таис хорошо изучила знаменитый город и его окрестности – изумительной красоты лесистые горы. Таких «влажногустых лесов и прекраснотенистых рощ» в сухой голой Аттике не встретишь. А говор в Эфесе был родной, аттический. Ведь это колонисты из Афин основали Эфес 300 лет назад. В нем не было холмистости, размаха и величия гордых Афин. Но было очарование мозаик перед каждым домом, узор которых ни разу не повторялся, тенистых садов гимнасия, роскошного театра, живописных развалин храма Артемиды – одного из 7 чудес света. Гуляя по городу, Таис постоянно раскланивалась со знакомыми, которых здесь оказалось немало. Видимо, не одна она догадалась, что центр и пульс жизни вместе с Александром переместился из ошеломленной и притихшей Эллады в Азию.
И еще… Новое волнение порой молнией пронизывало ее тело и заставляло вздрагивать, как во сне. Странно, Таис постоянно ловила себя на том, что ищет в толпе русую голову в смешном берете, сдвинутом на затылок…
Птолемей сказал, что сегодня царь Александр жертвует Артемиде, покровительнице города, и приглашает их вечером на угощение.4 Таис обрадовалась выходу в люди, ее уже несколько утомила любовная неутомимость Птолемея.
Войдя в шум большого царского шатра, полного оживленных веселых лиц, Таис с интересом озиралась по сторонам в поисках хозяина.
– Вон Александр, спиной сидит, – подсказал Птолемей.
Таис посмотрела на указанную спину, плечи, затылок. Еще раз: спину, плечи, затылок. Улыбка оплыла, дыхание застыло, сердце сковала тоска…
Как будто почувствовав напряженный взгляд, обладатель спины, плеч и затылка медленно обернулся, и взору Таис открылась линия щеки, орлиный нос, смеющийся прищуренный глаз. На русых кудрях, мокрых на концах, на это раз не было берета.
О-о! Казалось, ударил гром и молния