Неожиданно она вспомнила, как точно такой же весной, под такими же первыми несмелыми лучами училась кататься на велосипеде, как хрустел под колёсами гравий, вспомнила, как она падала в холодные апрельские лужи, как сжимала руками разбитые мокрые колени, как плакала от досады, глотая солёные слёзы разочарования. Как ватага пробегающих ребят останавливалась рядом и громко аплодировала, и лишь один из них подходил к ней с самым серьёзным видом и вытирал её девичьи слёзы своим засаленным мальчишеским рукавом. Потом она сразу же вспомнила о тех временах, когда взрослела, становилась подростком, избавлялась от детской неуклюжести, как порхала изо дня в день, подобно летней бабочке, как шептала невнятные слова о любви, не имея о ней ни малейшего представления, как тайком грезила и как видела любовь в каждом дуновении ветра и в каждом прикосновении капель дождя.
Легким движением Вера коснулась своих колен, улыбнулась, растерянно посмотрела по сторонам и покачала головой. Аромат тех дней давно улетучился, оставив лишь щемящую, но приятную грусть, – кататься на велосипеде она так и не научилась, на свидания же ходила почти с каждым, кто приглашал, но грезить о несбывшемся не перестала.
Вечер медленно затоплял окна, на улице вспыхивали фонари, шум машин глухо доносился сквозь толстое оконное стекло. Достав из кармана маленькое зеркальце и взглянув в него, Вера осталась довольна. Она посмотрела по сторонам: в небольшой закусочной становилось людно. Обслуга, одетая в длинные русские полотняные рубахи, таскала графинчики, рюмки и блины с кулебяками, громко и преувеличенно-любезно зачем-то называла гостей «сударь» и «сударыня», но на этом, пожалуй, русский стиль и русское гостеприимство оканчивались.
Киану опаздывал почти на полчаса, и Вера даже подумала, что, возможно, он и вовсе не придёт. Мысль эта почему-то не огорчила, не приободрила, не утешила и не расстроила девушку. По странному расположению судьбы ей было решительно всё равно. Тем не менее откуда-то повеяло грустью, словно Вере чего-то не хватало, чтобы обрести полную завершённость в этой весне. Вечер и без Киану был слишком прекрасен, а заходящее солнце буквально шептало на ухо: «Не грусти, красавица, у тебя всё прекрасно, жизнь течёт дальше. Весна». Лицо Веры стало печальным, но в тоже время и исполненным манящей надежды, как у человека, который знает, чего он хочет. Словом – весна!
– Три тысячи извинений, – скороговоркой проговорил Киану, подходя к столу. – Прости, что заставил тебя скучать.
– Пустяки. Я вовсе не скучала, – искренно ответила Вера. – Знаешь, я люблю иногда помечтать в одиночестве.
– Вот как? Значит, тебе было всё равно, приду я или нет?
– Нет, что ты. Я тебя ждала.
Вероятнее