– Не думал об этом, – почти выкрикнул Ки.
В отличии от Киану, не скрывавшего своих чувств, кроткая Вера героически старалась не обращать внимания на его выпады и вела себя более сдержанно. По правде сказать, Киану выглядел полным кретином, когда корчил из себя гончего пса, напавшего на свежий след. Уж кто-кто, а Вера-то знала, что вокруг неё давно нет никаких следов. Тогда почему она чувствует себя жертвой? Да потому что он постоянно травит её. И что ей теперь делать? В её положении ничего не оставалось, как сделать хорошую мину при дурной игре, и, главное, никаких пессимистичных настроений, ведь его последняя реплика говорила о том, что он уже выдохся.
Зная навязчивую склонность Киану ревновать и драматизировать, Вера в такие моменты замыкалась и ненадолго уходила в себя, поскольку порывать с ним пока не собиралась. Как только Вера умолкала, он останавливался, не доходя до последней точки, постепенно приходил в себя и смиренно шёл на попятную, словно бешеный демон, внезапно окроплённый святой водой. Чувствуя свою вину, он становился нежным, долго извинялся, и всё заканчивалось перемирием. Тогда злость Веры начинали сменять вспышки девичьей надежды. Именно так произошло и в этот раз.
– Верочка, дорогая, прости, пожалуйста, я сегодня что-то погорячился… – он протянул через стол немного дрожащую руку и нежно коснулся её чёрных волос. – Такое больше не повторится… Теперь всё будет по-другому, клянусь тебе, вот увидишь… Обещаю всё исправить…
Как и предполагала Вера, Киану перескочил с минуса на плюс так же внезапно, как полчаса назад поменял плюс на минус.
По правде сказать, Киану и сам толком не понимал, что с ним происходит. Во время подобных сцен он буквально терял рассудок. Отдавал он себе отчёт в собственной истеричности или нет, было не очень ясно, но ему явно хотелось поскорее замять неловкость ситуации, которую он сам же и создал.
Вера сидела тихо, но всё же чувствовала некоторое облегчение. На её лице вновь проступила покорность. «В общем и целом, – успокаивала она себя, – каждый человек сконцентрирован на себе самом, так что её кавалер в этом смысле не хуже и не лучше других».
– Ты же знаешь, когда мы в ссоре, я не могу работать, не могу думать, – с обезоруживающей откровенностью сказал Киану. – А для меня умственная смерть страшней физической.
Она ничуть не удивилась его обратной перемене, и, не говоря ни слова, разглядывала его. Она наблюдала, как Киану покидает буйнопомешанный свирепый зверь, как возвращается его привычный цвет глаз, как зрачок из тёмного превращается в светло- голубой, а покрасневшая роговица вновь белеет, как отталкивающее лицо хищника вновь становится красивым, как неприятный жалящий голос сменяет спокойствие.
– А давай мы с тобой отправимся в путешествие на летних каникулах, – с видом преданного, но виноватого пса предложил Киану. – Мы поедем в страну