– Вот-вот. Правильно говоришь. А не то Тьма быстренько вас накроет. Тот фермер все шкуры вам свинцом издырявит – и вот она Тьма, бултых!
Перекатившись на спину, лис подкинул в воздух кость овцы, поймал на лету и метнул Надоеде. Тот неуклюже бросился ее ловить и промахнулся на несколько дюймов. В раздражении он прыгнул к тому месту, куда откатилась кость, подхватил ее и оглянулся, ища глазами лиса.
– А я тут, сзади! – Оказывается, легконогий дикарь успел, точно тень, проскользнуть за его спиной. – Чтобы не маячить, папоротник спрячет. Будешь нюхать тропку – съешь овечью…
– Тебя как зовут? – спросил Надоеда.
Проворный лис, казалось, почти не касался каменного пола, скорее он невесомо парил над ним, словно сарыч – в воздухе над холмами.
Вопрос фокстерьера явно поставил его в тупик. В первый раз за все время их знакомства.
– Имя, – повторил Надоеда. – Как нам тебя называть?
– Ну-у… я как бы… типа того… – неуверенно пробормотал лис. Он попросту не понял вопроса, но сознаваться в том не хотел. – А ты, приятель, прикольный. Занятно с вами, ребята.
В старой шахте повисло молчание.
– У него нет имени, – вдруг сказал Рауф. – Так же, как не было его у мышки.
– Но как же они без…
– Опасная эта штука, имя. Кто-нибудь может им завладеть, а с ним и тобой! И попался! По мне, он просто не может позволить себе такую роскошь, как имя. Некому его этим именем называть. Он дикий!
По колючим дебрям перекрученного разума Надоеды вдруг огненным вихрем пронеслось всепоглощающее чувство покинутости. Вот, стало быть, и конец всем его заботам. Он тоже мог больше не отягощать себя именем, не ворошить прошлое, не задумываться о будущем. Ни сожалений, ни памяти, ни потерь! Страхи сменятся осторожностью и опаской, тоску вытеснит голод, вместо горя и душевных мук останется лишь телесная боль. Никому больше не придется открывать душу, он станет жить настоящим, тем единственным мгновением, которое настает и стремительно пролетает – точно муха, которую промахнулся схватить летним вечером во дворе. Надоеда увидел себя смелым, настороженным, спокойно плывущим по течению жизни – без особых нужд, забот и хлопот, прислушиваясь лишь к велениям инстинкта. Он станет красться сквозь папоротники, тая добычу, он будет легкой тенью уходить от погони, спать в надежном убежище… и рисковать жизнью, пока однажды не проиграет. И тогда он в последний раз ухмыльнется и отбудет в последнее путешествие, уступая место другому, еще большему хитрецу… такому же безымянному, как и он.
– Пусть он остается! – крикнул Надоеда, наскакивая на Рауфа, словно щенок. – Пусть! Пусть! Он научит нас, как быть дикими! Дикими!
Он в восторге закувыркался по полу и принялся что есть силы драть когтями и без того уже измочаленную повязку на голове.
– Весьма неприятные новости, – сказал доктор Бойкотт, глядя на мистера Пауэлла поверх очков. – И боюсь, из ваших слов я так и не понял, как подобное могло случиться.
Мистер