Лис, казалось, даже не произнес вслух ни слова – его ответ как бы телепатически проник в сознание фокстерьера, не потревожив окружающей тишины. Они ползком приблизились еще на три фута к краю весело журчавшего ручья Тарн-Бек.
– Мы отправимся вверх по течению, в сторону фермы?
– Нет! – Лис, прижимавшийся к земле у подножия скалы, казалось, сплющился, точно пиявка, и даже поменял окрас, став из рыжего серым. – Пригнись!
– Что?
– Пригнись, говорю!
Надоеда понял, что следует затаиться в укрытии и наблюдать. Выше по течению ручья, под деревянным пешеходным мостиком, что вел на луга возле Трэнга, плескались и крякали утки с фермы Танг-Хаус. Фокстерьер вдруг остро ощутил, что его черно-белый окрас бросается в глаза, точно столб с почтовым ящиком в конце улицы. Увидев чуть в стороне поросль папоротников, он тихо заполз под бурые перистые листья.
Несколько мгновений спустя Надоеда повернул голову в сторону скалы, где, как он помнил, прятался лис, но рыжего хитреца там теперь не было. Осторожно оглядевшись, фокстерьер заметил его чуть впереди. Лис стелился по земле, вжимаясь брюхом и подбородком во впадину крохотного ручейка, стекавшего в Тарн-Бек с ближнего луга. Внезапно замерев, лис некоторое время лежал совершенно неподвижно в ледяной воде, сочившейся сквозь его мех. Кряканье между тем сделалось ближе. Скоро Надоеда расслышал плеск и барахтанье – утки плавали и резвились в быстром течении всего в каких-то тридцати футах, там, где ручей бежал через луг. Пес ощутил, что весь дрожит. Лис находился теперь в трех прыжках от ручья, хотя Надоеда так и не заметил, чтобы рыжий охотник двигался. Потом терьер снова стал смотреть на короткий отрезок бегущей воды, видимый между кустами ольшаника при впадении меньшего ручейка в Тарн-Бек.
И вот наконец в поле его зрения оказалась утка! Спустившись вниз по ручью, она развернулась, выгребла против течения и нырнула, разыскивая что-то на дне, – только белый треугольник хвоста, покачиваясь, торчал из воды. Надоеда вновь стрельнул глазами туда, где последний раз видел лиса, и уже не удивился, обнаружив, что его там нет. Что же ему-то, Надоеде, следует делать?..
Выбравшись из папоротников, он двинулся было вперед, но тут появилась еще одна утка, а за ней – бурый селезень с блестяще-синими полосками поперек крыльев.
Селезень с уткой тут же поссорились из-за какого-то лакомого кусочка, который она нашла на дне, и, пока они громко препирались и выхватывали друг у дружки съестное, их снесло ярда на три вниз, на мелководье.
Тут-то к ним и метнулся лис – беззвучно, словно струйка рыжего дыма. Казалось, он и двигался-то неспешно, напоминая некую природную силу, принесенную то ли ветром, то ли водой. Надоеда кинулся туда же, но прежде – как ему показалось, намного раньше, – чем он поравнялся с уткой, лис уже скользнул на отмель, сгреб селезня за шею и поволок его, отчаянно бьющего крыльями, на берег и дальше на луг. За ними раздалось многоголосое кряканье и плеск – напуганная утиная