– У меня от них уже голова раскалывается, а они со мной всего десяток дней!
– Мы знаем, как данный вопрос решить, – терпеливо повторила Дженни. – Приходи на будущей неделе, вас потихоньку начнут учить, как справиться с этой и еще с миллионом других проблем.
– На неделе? Вы что, издеваетесь? – Келен всплеснула руками. – Я еле смогла вырваться сюда сегодня, что мне говорить маме посреди недели?
– Ах, да… У тебя же мама.
Дженни внимательно смотрела на нее, погрузившись в раздумья.
– Не переживай, – в конце концов сказала она. – Мы всегда своим помогаем. Я что-нибудь для тебя придумаю.
– Что – что-нибудь? – недоверчиво спросила Келен.
– Не знаю, – Дженни улыбнулась ей и махнула ручкой на прощание. – Я не умею так быстро соображать. А ты?
«Не умею. Зато умею бегать быстрее звука…»
Воспоминание 4
Чтобы выбраться из леса, ты должен был где-нибудь задремать или, на крайний случай, очень крепко, до боли в глазах, зажмуриться и сосчитать до десяти. Чтобы научиться этому, ты должен был сделать не менее пяти неудачных попыток. Чтобы успеть домой вовремя, ты должен был нестись так, словно за тобой скакали Всадники Апокалипсиса. Чтобы угомонить духов в своей голове, Келен должна была еще единожды попасть к Воскресшим.
«Что бы вы не говорили, но я вырвусь туда в последний раз, а потом – не ждите ничего».
Она сидела в школьном подвале, хотя именно этим словом его никто в школе не называл. Пространство без окон было заставлено громоздкими шкафами, низкими, под стать потолку. Вдоль обоев кремового цвета тянулись, то исчезая в стене, то вновь выныривая на поверхность, точно морские змеи в толще воды, тепловые трубы, от которых шел жар. Это было «место для дополнительных занятий» – так предпочитали откликаться о подвале учителя. Здесь в назначенные часы собирались ученики, чтобы общим трудом склепать внеплановые доклады и рефераты по искусствоведению, анатомии человека и социологии. Подвал тянулся лабиринтом под всей школой и в случае чего здесь можно было бы запросто потеряться.
Сейчас Келен находилась здесь по причине своей закоренелой любви к истории – настолько сильной, что забыть о ней ей не позволял никто, особенно мистер М. Ей, и еще десятку здоровых детин-второгодников, что сидели нынче рядом с ней, с одинаковым усилием ковыряясь то в учебниках, то в своих ноздрях.
«Позорище ты наше, – почти с нежностью сказала Левитация. – Вот, полюбуйся, Энергия. С каким невежеством нам приходится иметь дело».
«Девочка, ты вернешься туда не раз и не два. Я не желаю, чтобы на поприще Воскресшей тебя ждал такой же убогий провал, как и в истории. ВЕРНО ВЕДЬ, СКОРОСТЬ?» – внезапно рявкнул Энергия.
«А… – очнулся умирающий голос. – Да-да… Конечно…»
С тех пор, как Скорость прогневал Энергию своей самовольной выходкой, тот решил