Рогпер наклонился вперед, его улыбка была жестокой.
– Десять ударов плетью Нута за обман и еще десять за ложь. Таким образом, мы сможем быть уверены, что назначенное наказание, поможет ему сделать правильные для себя выводы.
У меня чуть ноги не подкосились.
– Двадцать плетей?
Глаза моего отца были размером со спелый инжир, а рот был открыт так широко, что в него можно было залить бочку эля. Справа от Рогпера молча сидел Талан. Ухмылка на его лице говорила сама за себя. Энель заерзала на стуле, она явно была против такого решения и неожиданно для всех произнесла:
– Верховный, ты считаешь разумным назначить такое строгое наказание за то, что мы фактически не можем доказать? Такие действия могут вызвать вопросы.
Взгляд Рогпера заставил меня порадоваться, что я не сижу рядом с ним.
– Ты сомневаешься в моих суждениях? – спросил Рогпер.
Его темные глаза блестели от возбуждения, вызванного вопросом Энель. По его тону было ясно, что её ответ определит, присоединится ли она ко мне на посту или нет.
– Я… – она повернулась и посмотрела на меня со страхом в глазах. Я уже знал ее ответ. Она опустила голову.
– Нет, Верховный Браман, – тихо прошептала Энель.
– Двадцать плетей?
Отца трясло от ярости.
– Двадцать плетей за то, что ты выставил моего сына дураком? Почему не пятьдесят? Вилайна гезона факти гаренак! Почему бы сразу просто не взять его и казнить?
Мои глаза вылезли из орбит, и воздух со свистом вырвался из груди. Только дважды я слышал, как отец ругается, и никогда не было такого, чтобы он делал это на древнем языке предков. Я должен был что-то сделать. Если я не остановлю отца, Рогпер может попытаться убить его из-за высказываемых им возражений в присутствии других членов Совета. Рогпер ненавидел нашу семью и понимал, что своим решением, он провоцирует отца не необдуманные действия. И если отец поддастся эмоциям, у Рогпера будет прекрасный предлог, чтобы избавиться от нас двоих навсегда.
Я сделал маленький шаг вперед.
– Я согласен.
Я слышал эти слова, но не мог поверить, что их произнёс я. Должно быть, я сказал их недостаточно громко, потому что теперь мой отец рассказывал Рогперу, что он думает о своем сыне, жене, доме. Кажется, я даже слышал, как он говорил что-то о чести, достоинстве и мужественности.
Тирада моего отца затихла, когда он и все остальные члены Совета повернулись, чтобы посмотреть на меня.
– Что? Я сказал… Я согласен.
– Вы этого не сделаете! – кричал отец, гладя в глаза Рогперу.
– Любой сделает это, если я скажу! – сказал Рогпер, стуча кулаком по подлокотнику кресла, как молотком. – Стражники, отведите Варбога на пост.
Отец начал было спорить, но я покачал головой, и он замолчал.
Когда