Джасмин поднялся с кресла и подошел глянуть, что же пишет его друг на полотне высотой в два метра. Там красовались под солнцем изящные нагие дамы со сложенными воздушными крыльями, переплетенные виноградными лозами.
– Стефано, за что ты так любишь женщин?
– Мне и мужчины нравятся.
– Что?
– Когда имеешь дело с девами, понимаешь, насколько они притворны, чрезмерно женственны и порой даже лживы. Мужчины же по природе своей естественны, что сама кисть начинает их писать.
– Стефано, разве не женщины те самые музы, преследующие каждого творца? Почему они лживы?
– Потому, что это необходимая в них черта. Они обязаны быть такими гибкими и даже порочными, но в тоже время нежными и сверкающими, красивыми и уродливыми, грациозными и устрашающими, богинями и глупыми бабами. Иначе они слишком просты. Они накапливают в себе эти качества, будь то костюм или походка, они пытаются быть выше, глубже, совершеннее. Мужчины же по натуре своей животные. Они ни сколь не стараются, они даже не задумываются об этом. Все, что требуется им, это всего лишь быть собой. Они чисты, и единственно, в чем они проявляют свою игру, так это в чувствах к этим самым женщинам. Мужчины, априори, лучшие актеры, высшие деятели искусства в любой области. А женщины, так увлеченные этим приобщением к изысканности, унесенные ветром высокими мечтами и, будет грехом не учесть, притворством, находят эти фантомы мужских чувств естеством, реальностью, они внедряют в них веру, и что самое жалкое, надежду.
– Но почему для своих работ ты все же выбираешь женщин? – Джасмин обрадовался объяснению Стефано, предполагая нечто худшее в нем, а именно влечение к мужскому полу. Но, рассеяв все его призрачные фейерверки, он впал в некую грусть по поводу дам. Ему тут же перед веками явилась Агнес, ее грация, природная чистота и свежесть, и он напрочь отказался подпустить вышесказанные мысли друга к этой невинной рыжеволосой девушке.
– Джасмин, ты задаешь смешные вопросы. Я ведь мужчина. Кто как не женщина? Я люблю женщин, хочу их, постоянно.
– Я заметил, Стефано.
– О, нет! Ты думаешь, я последний извращенец в Париже, но ты ошибаешься. Я лишь художник, человек, который видит больше. Я поддаюсь природе, и в силах находить прекрасное во всем. Но чтобы быть осведомленным, живым, обладать собственным мнением, чтобы испытать вдохновение, необходимо пробовать даже то, что кажется тебе отвратительным. Поверь, дружище, и в разврате, мерзости, гадости кроется совершенство. Для меня порой грязь предстает музой более прекрасной, чем закат. Да, женщины – ключ к похоти, к греху. Но что есть грех? Наказание?
– Полагаю, да.
– Нет. Это жестокий урок, а наказание его именуют как раз те, кто во всем ищет недостатки, кто страшится любых перемен, кто в ужасе от самих себя, своих возможностей.
– Только то, что мы создаем, служит уничтожением.
– И ни в коем случае не сама Природа.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен