– Женщина и чадо – самые опасные противники, – возразил тот же голос. Это был суровый предводитель литвинов, Валдас Изок. – Ребенок – это будущий муж. Он вырастит и сделается тем опасным противником, о котором ты глаголешь…А его мать нарожает ему братьев, которые встанут вместе с ним!
– Ты слишком кровожаден, – из уст Гостомысла замечание прозвучало несколько снисходительно. Ему всегда не нравился этот один из самых дальних его соседей. – Не будь столь ярым. Может, и твою дочку пожалеют однажды…
– Не пожалеют. Посему и я не пожалею ни того врага, что на коне, ни того, что в колыбели, – отрезал Валдас Изок. – А кстати, не ты ли призывал наше войско разить греков без жалости?!
– Это всеконечно, я, – кивнул Гостомысл. – Но каждый воин сам определяет ту грань, за которую не станет переступать.
– Это для твоего воина есть грань. А для моего нет, – хорохорился Валдас Изок.
– Мое дело – вдохновить на победу. А уж ее цену каждый выберет сам, – подмигнул Гостомысл. Он не впервые видел зарево чужих пожарищ и разбегающихся в страхе жителей. Он знал это горе. Но не упивался им. Его не захватывало то всемогущее безумие, когда чужая жизнь оказывалась в его руках.
****
Гостомысл понял, что задремал в своем походном шатре, лишь тогда, когда звонкий голос помощника выдернул его из сонной неги. Подняв голову, князь огляделся, пытаясь определить, которое нынче время суток.
– Ужели утро, Горыня? – зевнул хозяин Новгорода, потирая седую бороду.
– Лишь вечереет, правитель, – отозвался слуга. А потом заговорил тише, – тут такое дело…В гавани стояло несколько торговых кораблей. Их захватили. Но они не греческие…
– А чьи же? – вновь зевнув, Гостомысл потянулся. Спина и шея затекли, хотя спал он недолго. Первый день осады самый трудный. Не время сладко почивать.
– Пока не знаю…Но варяги уже расценили эти суда как добычу…
– Расхитили? – поинтересовался князь, протягивая изрытую морщинками длань к корзине, где грудилась еда.
– Всех переубивали. А корабли захватили…– пояснил слуга.
– Пригласи ко мне Сверре, – распорядился Гостомысл, отломив ломоть хлеба, добытого намедни кем-то для своего князя. Тут же ему представилось дерзкое лицо предводителя варягов – Сверре. Молодой заносчивый тип, который и родную матушку пришьет, если посчитает, что сия мера необходима. И вот с этаким человеком пришлось идти в поход. И с ним же придется договариваться. Хотя, кажется, обо всем условились заранее. На берегу, что называется. Никого не трогать, кроме греков. По крайней мере, не получив на то разрешения предводителя, коим вроде считается Гостомысл. Хотя на деле тут каждый сам себе воевода. И все же…Разграбив чью-то дырявую посудину, можно поставить под удар не одно княжество! Но хаму-варягу до того дела нет, разумеется.
****
Густые сумерки окутали землю. Объятый легкой дымкой берег подрагивал под храп усталого войска. Но не всех сморил ночной сон. Некоторые персоны