– Больше ко мне в дом с такими листьями не входи. Иначе сильно рассержусь.
– Хорошо, не приду. Я вообще-то за Максом пришла.
– Хлопца я отпустил, а то, что его сюда тянет, так с этим поделать я сейчас ничего не могу.
– Не хочу с вами спорить, тем более, вам, видно, не здоровится. Сейчас ставни открою, в дом свет впустить надо.
– Не смей! – неожиданно громко сказала дед Мирон. – Ты за меня не переживай, я до вечера отлежусь, и мне лучше станет. Со стариками иногда такое бывает. Ты камень почто в моем доме оставила? Не я тебе его дал, не мне тебе его и возвращать. На, забери! – строго сказал дед.
Я протянула руку, и дед вложил своей худой и холодной рукой камень, он на миг засветился в моей ладони и сразу же потух.
– А как я могу вернуть его хозяйке?
– Ты сохрани его, а хозяйка сама за ним придет, когда время настанет.
– Так прождать можно и всю жизнь. Когда она придет, и придет ли вообще?
Я поднесла горевшую свечу ближе к деду и чуть не ахнула. Такой вид был, что еще пять минут, и он помрет. Лицо худое, щеки провалились, глаза впали. Живой труп сверлил меня сейчас своими глазами, видно, действительно не было сил у старика, и он часто закрывал глаза. Но потом я заметила, как уголки губ дернулись, он явно был чем-то доволен. Но чем, я не знала. Потом тихо сказал:
– Бери своего хлопца и идите уже, дайте мне поспать, устал я.
– Дед Мирон, как же вы тут один?
– Идите, без вас мне легче будет.
– Так вы Максима совсем отпустили?
– Отпустил, но тянуть его сюда будет, как и сказал тебе раньше.
– Ясно, значит, не полностью отпустили. А может, все-таки доктора к вам прислать?
– Не нужен мне никакой доктор, идите уже. И не приходи в мой дом ни сегодня, ни завтра. Даже если хлопец убежит от тебя ко мне. Придешь к полуночи в канун своего дня рождения.
– Почему в канун моего дня рождения? Вы мне обещали все рассказать до дня рождения.
– Я и расскажу, от полуночи до часу ночи, у нас с тобой будет ровно час, вот тогда все и узнаешь. Поговорим, когда придешь, а сейчас уходите, только ковш со стола мне подай, надеюсь, это тебе не трудно выполнить.
– Здесь в ковше что-то налито, можно выплеснуть?
– Нет, дай мне его.
Я подала ковш деду, он глянул в него и жадно облизал сухие губы.
– Идите уже, – пытался крикнуть дед.
Я взяла Макса за руку и потянула из дома, на улице он упирался, как капризный ребенок. Но все же тихо шел за мной.
Выйдя за калитку, я подняла с пола осиновый прут, который сломила, когда шла к деду, и оставила его у калитки. Как только я взяла прут в руки, Макс дернулся в сторону. Но я успела хлестнуть прутом по спине, и Макс остановился, замер так, как будто его пригвоздили к месту.
– Макс, ты меня слышишь? Если слышишь, моргни.
Он моргнул.
– Максик, сейчас тебе будет очень больно, я это знаю, но ты должен потихоньку идти за мной, до вон той осины. Нам обязательно надо дойти