– Борьку?
– Да Борьку твоего сразу, как ты после майских праздников уехала, он заколол. Это Борькин брат, но тоже Борька, – смеялась мама.
– Почему у нас все кабаны Борьки?
– Так ты ж с детства всех Борьками звала. Даже если свинка, все равно у тебя она была Борька.
– Мам, если я тебе не нужна, то пойду, попробую сделать то, что баба Дуся сказала от приворотного глаза, Максима выручать надо.
– Дочь, ты мне только одно скажи, тебя что ли Нура назначила вместо Мирона?
– Ты тоже в эти назначения веришь?
– Верю, раньше мы оберегали тебя от всего этого, а надо было тебе рассказывать. Что в нашей деревне нечистая сила повелевает. И думаешь, просто так все деда Мирона остерегаются? Он, говорят, после бабки своей стал хранителем деревни.
– Хм, я одно понять не могу, почему и от кого или чего хранить деревню надо?
– Шут его знает, то ли чтобы какой-то глаз ведьмы из деревни не исчез, про это я плохо помню. А вот то, что в нашей деревне дверь какая-то есть. Это мы от бабушки знаем, она всегда нас предостерегала: в июне в полную луну дверь открывается в нашу сторону, и с иного мира к нам может кто-то да попасть, но и у нас заберет обязательно кого-то. Поэтому Нура, та, про которую Мирон рассказывает, в нашей деревне часто появляется. Вот мы с отцом и боимся, а вдруг в тот день, когда ты тонула, дверь открылась, и может, действительно Нура спасла тебя. А сейчас к отцу приходит во сне и долг просит вернуть.
– Мам, сама подумай, как мертвый человек может спасти?
– Мертвый не может, но Нура не мертвая, бабушка говорила нам, что она всегда находит жертву и вселяется в нее, в ней и живет до удобного переселения в нужное тело.
– В это я вообще не могу поверить.
– Однажды мы с отцом нарушили ту черту, что за большими соснами, позади кладбища. От страха тебя потерять мы пошли посмотреть, что там, почему нас с детства учили туда не ходить, и ведь из поколения в поколение это передается.
– И что вы там увидели?
– Что мы там увидели, не опишешь ни одним пером. Девушка с длинными русыми волосами и с глазами дьявола встретила нас. У леса всегда темно, поэтому четко было видно, как свет поднимался с травы и стелился, словно туман, по ней. А она шла по траве, не касаясь ее ногами, как будто плыла над травой. До сих пор помню, как ноги стали тяжелыми, с места сойти невозможно, отец тянет меня, а я как заколдованная смотрю на свет, что под ее ногами. Слышу, отец кричит: «Не смотри ей в глаза!», а девушка далеко, но голос ее прям у моего уха шепчет: «Не слушай его, иди ко мне, – а потом ласково, да так нежно: – Посмотри мне в глаза». Отец схватил меня на руки, перекинув через плечо, и потащил обратно к соснам, там я очнулась, вернее, в себя пришла, а страх в душе так и остался, да такой сильный, что три дня меня колотило, перед глазами эти глазища так и зыркали. Спать боялась. Ее глаза голубые в какой-то миг становились