Кристина промолчала, допив что-то налитое в стакан, и тоже вышла. Не за мужчиной, на него она даже не взглянула. Вышла пройтись и побыть одной. Потому что все это было ненастоящим, и сейчас было настолько же заметно, как и написанное ею желание на стоп-кадре.
Ее мама, переживающая все эти годы за дочку, тоже отошла от пьяного стола. Пошла к телефону и стала кому-то звонить. А спустя пару дней сказала Кристине:
– Собирайтесь. Я купила билеты. Едем к Роману, пусть дети папу повидают.
Кристину затрясло так, что еще долго не отпускало. Она кидала какие-то вещи в чемоданы, потом доставала их и снова складывала обратно. Голова не работала, руки немели, одна мысль, что она увидит Рому, доводила ее до полного безумия. Она металась по квартире, еле стояла с чемоданом на перроне, поручив маме смотреть за девочками, не находила себе места в плацкартном вагоне. Ходила в тамбур, подолгу стояла и курила, но сердце все равно не слушалось и успокаиваться не собиралось – прямо-таки выбивалось наружу.
От мамы она знала, что та изредка созванивалась с бывшей свекровью, которая хоть по внучкам и скучала, но сына изо всех сил выгораживала и прикрывала. Про Рому говорила редко и с явным нежеланием. Но все же, уже по прошествии пары лет после их развода, рассказала, что он почти сразу ушел от той женщины и переехал к матери. Там и жил, работал, помогал по дому, был особенно немногословен, поэтому узнать, что творилось в его душе, мама так и не смогла.
Весь этот план был похож на детскую поделку, что наскоро склеена тем дурацким ПВА, который вообще непонятно что в состоянии склеить. Казалось, дунешь или тронешь, тут же развалится. Но, как и полагается детским самоделкам, этот план выглядел нелепым до умиления и вызывал у окружающих одно желание – как-то сохранить, сберечь его.
Поэтому ехали в поезде почти не разговаривая. Свекровь по телефону тоже отмалчивалась – ничего не расспрашивала, о текущей атмосфере в доме не говорила. Ехали в неизвестность, но переживаний было настолько много, что неизвестность эта вполне себе устраивала.
Дом свекрови стоял на краю деревушки в тех же северных краях, из которых бежала Кристина в надежде никогда больше не возвращаться. А теперь – с еще большей надеждой – ехала обратно.
Уже завидев в окно одинокое здание вокзала, Кристина почувствовала себя совсем плохо. Голова гудела, почему-то тошнило, от выкуренных сигарет пересохло горло. И снова она нащупала спасительную мысль: «Быть может, пока не поздно, поехать назад?» Или вперед, неважно, лишь бы подальше отсюда, из этих мест? Но дети, которые во всем видели волнующие приключения, привели маму в чувство:
– Ой, здорово, приехали уже! Мамочка, давай быстрее, что ты стоишь? Там же папа ждет,