За тем переселением, понятное дело, стояли могущественные военные силы, но всё-таки не мешало подумать и о «тылах». Почти каждый работник японских угольных или нефтяных концессий на севере Сахалина имел дом и семью, о будущем которых надо было подумать не только в плане их устройства, но и в душевном смысле. То есть стоило позаботиться, чтобы отселение из своих насиженных мест воспринималось ими как часть совместной программы, которая не должна оставить обид и недобрых воспоминаний.
Сделать подобное произведение поручили Филонову, который прославился своими опусами на болезненные национальные и классовые темы. К примеру, его последнюю книгу в редакции так и прозвали – «азбука интернационала». Как сумел Альберт Наумович повернуть болезненные национальные вопросы? С присущим ему «пограничным юмором» он задевал самое такое… Казалось, вот-вот проговорится, зацепит нечто больное, и… тогда понеслась – не остановишь! Однако нашему герою всегда удавалось «пройти по лезвию ножа».
Не оставляя шансов самому придирчивому критику, Филонов внезапно выводил героев из безысходного тупика, когда напряжение росло – «бикфордов шнур» стремительно горел, и вот-вот всё было готово взлететь на воздух. Тогда ни главному редактору не усидеть, ни партийным бонзам не избежать… И вот удавалось-таки спустить пар, стравить газ и ослабить канат… Потом «главный», едва остыв от горячки, похлопывая по плечу «виновника», приговаривал: «Эк-ка, брат Наумыч… вырулил ты опять! Но чем взял?! Просто ума не приложу! Талантище…»
Впрочем, о «талантище» довольно быстро забывали за текущими делами, пока не объявлялось что-то новое и, как всегда, авральное. И надо было опять в том же духе, чтобы «ни нашим, ни вашим». Долго не рассуждая, подкатывали к Альберту, а тот и так всё знал – ладно, пишите задание, буду ставить им мозги набекрень, глядишь, и получится. Слово за слово, редактор уже не вмешивался, пока тот не закончит опус, а потом действительно спускали пар. Примерно таким был талант у «бананового посланника» – что ни конфликт, нагнать дыма, и… в полумраке недоговорённых фраз и туманных намёков обойти острые углы, никого не задев. Одним словом, тот ещё был «дипломат».
Кроме уже известных нам трёх персонажей, на палубе никого не было, а в трюме скопилось немало людей, нетерпеливо ожидавших прибытия катера на остров. Истомившиеся от безделья дети возились друг с другом, а мамаши, устав наблюдать за ними, тревожно переговаривались между собой. При закрытых от брызг и холодного ветра иллюминаторах атмосфера была душная.
Не хватало воздуха, и казалось, каждый человеческий вдох забирает последние капли кислорода. Время от времени дверь на палубу приоткрывали, но совсем на чуть-чуть. Холод и сырость извне действовали отрезвляюще – тут же со всех сторон умоляющие голоса просили её закрыть. И правда, после удушливого тепла в трюме было легко схватить простуду, если глубоко вдохнуть тяжёлого морского тумана.
В углу ютились животные.