– Только, поди, не возьмёт…
– Возьмёт, – уверенно сказал парень. – Не может не взять, потому как это от всего сердца, любя, народ ему…
Блохин заглянул к дружинницам. В небольшой комнате с чисто вымытым полом кипела работа: готовились бинты, вата, инструменты. Блохин увидел Ольгу Семёновну в белом фартуке и сестринской косынке. Она что-то энергично доказывала Страховой.
– Нет, Оля, ты не права, тысячу раз не права. Здесь тебе делать нечего. Обучать сандружинниц? Ничего. Это сделает Наташа. Ты же нам нужна для другого. Пойми: мы отрезаны от центра, а связь нужна до зарезу. Сведения, которые ты нам приносишь, – бесценны. Выполнить эту задачу можешь только ты. Сама понимаешь – у тебя пропуск, удостоверение – не придерёшься. Иди, дорогая, храбрая… Мы очень тебе благодарны. – Клава поцеловала Ольгу Семёновну и, обняв за плечи, повела в другую комнату.
Повернувшись, Оля увидела Блохина, приветливо помахала ему рукой, крикнула:
– Филипп Иванович, ты уж поберегись…
– И вы тоже, – улыбнулся ей Блохин. – Поклон от меня Борису Дмитриевичу.
– Непременно.
Блохин вышел во двор, скрутил козью ножку, закурил. Прислушался: было тихо. Изредка кое-где завязывалась перестрелка, и снова всё замирало.
– Поганая тишина, – проворчал себе под нос. – Солдата не проведёшь – затишье перед грозой бывает.
Клава в дверях столкнулась с Андреем.
– Идём с нами, дело есть, – проговорила она, беря его под руку.
В комнате Ивана Герасимовича было накурено так, что люди ходили, будто в тумане плавали. Дружинники пересчитывали боеприпасы – патроны, винтовки из отбитого накануне обоза.
– Отойдём в сторонку, Иван Герасимович, разговор важный.
Иван Герасимович, мягко улыбнувшись, поздоровался с Олей.
– Какие-нибудь новости? – спросил он, отходя к окну.
– Да. И очень неутешительные, – проговорила Клава. – Прибыли семёновцы. Правительственные войска увеличились на тридцать четыре роты и на несколько отделений артиллерии. Восстание в основном подавлено во всем городе. Осталась Пресня. Сам понимаешь, Дубасов сейчас обрушит на нас все свои силы. Надо посоветоваться, что делать. Седой пошёл на Пресненский мост. Скоро будет.
Иван Герасимович сел на подоконник, закусив губу, задумался.
– Послушайте, что же тут думать, когда вопрос яснее ясного…
– Остынь, Андрей, не закипай. Я твоё мнение знаю. Слышал его вчера в штабе, когда ты крушил этих меньшевистских предателей. И был с тобой полностью согласен. Выродки! Распустить свои дружины! Агитировать за прекращение восстания! Вот на деле показали, какие они друзья рабочему классу. Гнать этих капитулянтов с Пресни!
– А ты знаешь, Иван Герасимович, многие из рядовых меньшевиков и эсеров возмущены поведением своих лидеров и переходят в большевистские дружины! – сказала Клава.
– Знаю. И очень этому рад.
– Иван Герасимович, –