– В детстве я жил у батюшки с матушкой. Батюшка владел небольшим механическим заводом. Вокруг завода он выстроил рабочий городок, а на самом заводе установил паровой гудок. Каждое утро в восемь часов гудок будил весь наш квартал, и множество людей отправлялись на работу. Н-да-с.
Так вот, сразу за заводским забором стояла огромная, как мне тогда казалось, водонапорная башня красного кирпича. Мы с матушкой иногда провожали батюшку до завода, поскольку он имел обыкновение ходить туда пешком, вместе с рабочими. Каждый раз по дороге я с любопытством разглядывал эту самую водонапорную башню. В детстве она казалась мне очень, знаете ли, романтичной, словно в её форме, в древних кирпичах, в потёках воды на круглых стенах и на выступавшем тут и там мху, хранилось нечто средневековое. В общем, нравилось мне смотреть. Так всё время и хотелось проникнуть за забор, но папенька меня не брал с собой на завод. Слишком я был тогда мал годами.
Ага! Вот ещё одно обстоятельство тех лет: у нас, во дворе я играл с моим молочным братом из простых людей. Так я и дружил с ним и точно помню, что был он круглолиц и курнос как и все мы, славяне. Продолжалась такая жизнь, пока меня, как вот теперь Алёшеньку, не отправили в кадетский корпус. Я в детстве, как и многие романтически настроенные дети, мечтал стать капитаном корабля. Вон таким, как наш – тут Сергей Пантелеймонович ткнул пальцем куда-то вверх.
Милюль обернулась на этот жест и увидела, как палубой выше проходит вдоль решётчатых перил мостика самый настоящий капитан в белом кителе, белых брюках и белой же фуражке. В руке у него была подзорная труба. Вот он остановился и поднёс трубу к глазу. Капитан некоторое время вглядывался вдаль. Наконец он оторвал трубу от глаза и скрылся, отойдя от перил. Нечто летящее и романтичное привиделось Милюль в явлении этого белого ангела над миром их палубы. Девочка залюбовалась капитаном так же, как вчера любовалась кадетом. Она даже возмечтала о чём-то, но только на долю секунды, а потом снова переключилась на пироги. Сергей Пантелеймонович тем временем продолжал:
– Ну, и когда я вернулся после первого курса на побывку в отчий дом, я встретил моего молочного брата, а мы были почти ровесниками, и не узнал его! Он стал волосами чёрен и носат. Совсем другим парнем стал! Перемену сию, случившуюся с молочным братом, я сам себе объяснил сменой возраста, а курносый и белобрысый облик, который был в моей памяти, стёрся из ней сам собой, оставив лишь тень мимолётного недоумения.
Самое же главное произошло чуть позже, когда я увидел ту водонапорную башню. Ещё в казарме кадетского корпуса я вспоминал о ней, как вспоминают часть пейзажа, думая и тоскуя о Родине. Её образ хранился в моей голове как нечто неизменимое. То, что я увидел, потрясло меня, удивило и даже, можно сказать, расстроило. Сразу же я обратился с вопросом к своему папеньке:
– Что, папенька, – спросил я – башню реконструировали, или заменили на новую?
– Да никто её не трогал – ответил он – как стояла, так и стоит. И ещё простоит так лет