Это был его сигнал…
– Фу ты! – вырвалось у Бэзила, забывшего о недавнем конфликте. – Так мы до завтра будем тащиться.
II
Школа Сент-Реджис, г. Истчестер, 18 ноября 19…
Дорогая мама! Сегодня рассказывать особенно нечего, но я решил написать тебе поповоду карманных денег. Всем мальчикам присылают больше, чем мне, тут мне все время требуются какие-то мелочи, шнурки и т. д. В школе мне нравится, у меня все хорошо, только футбольный сезон закончился, так что заняться особо нечем. На этой неделе нас повезут в Нью-Йорк на спектакль. На какой – точно не знаю, но, наверное, либо на «Квакершу»[11], либо на «Печального мальчика»[12], оба хорошие. Доктор Бейкон относится к нам подоброму, в деревне есть хороший лечущий врач. Больше писать немогу, надо учить алгебру.
Когда он запечатывал конверт, в комнату для занятий вошел щуплый мальчонка и остановился, не сводя с него глаз.
– Привет, – нахмурившись, сказал Бэзил.
– Я тебя обыскался, – осуждающе протянул малец. – Везде смотрел: и к тебе в комнату поднимался, и до спортзала дошел, а потом ребята сказали, что ты, наверное, опять тут отсиживаешься.
– Чего тебе надо? – взвился Бэзил.
– Спокойно, Пузырь.
Бэзил вскочил; мальчонка попятился.
– Ну бей, бей! – истерично заверещал он. – Давай, ударь, ты ведь здоровей меня!.. Пузырь!
Бэзил содрогнулся:
– Еще раз так скажешь – я тебя выдеру!
– Нет, не выдерешь. Брик Уэйлз говорит: если ты кого-нибудь из наших пальцем тронешь…
– Не больно хотелось!
– Забыл, как ты нас гонял? Да если б не Брик Уэйлз…
– Короче, что тебе надо? – не выдержал Бэзил.
– Тебя доктор Бейкон вызывает. Меня за тобой послали, а кто-то сказал, что ты, наверное, тут отсиживаешься.
Сунув письмо в карман, Бэзил вышел, мальчишка и обидное прозвище потянулись за ним – как приклеились. Он прошел нескончаемым коридором, где стоял, как принято говорить, дух затхлой жженки, неистребимый в школах для мальчиков, затем поднялся этажом выше и постучал в неприметную, но грозную дверь.
Доктор Бейкон сидел за рабочим столом. Это был видный собой, рыжеволосый священнослужитель епископальной церкви, лет пятидесяти от роду; если он когда-то и тянулся душой к детям, то теперь проникся суетным цинизмом, который зеленой плесенью неминуемо разъедает любого директора школы. Прежде чем дать вошедшему разрешение садиться, он совершил некие предварительные действия: водрузил на нос извлеченные откуда ни возьмись очки в золотой оправе, внимательно изучил Бэзила и убедился, что это не самозванец; нервно перебрал кипу бумаг – не в поисках нужного документа, а будто тасуя колоду карт.
– Сегодня утром я получил письмо от вашей матери, ммм… Бэзил. – Обращение по имени,