– Я спрашиваю: ты когда-нибудь возьмешься за ум? – В голосе мистера Руни зазвучала угроза. – Или собираешься всю жизнь быть козлом отпущения?
– Нет, не собираюсь.
Бэзил похолодел. Неужели даже на один день нельзя об этом забыть?
– Ты, главное, не заносись. На уроках истории я тебе пару раз чуть шею не свернул. – (Бэзил не нашелся с ответом.) – А на футбольном поле, – продолжал мистер Руни, – наоборот, хвост поджимаешь. Мог бы играть лучше всех, если б захотел – как тогда, против второй команды Помфрета, но кураж потерял.
– Напрасно я перешел во вторую команду, – сказал Бэзил. – У меня веса не хватает. Лучше бы в третьей остался.
– Да ты просто дрейфишь, вот и все. Пора взяться за ум. И на уроках вечно ворон считаешь. Если и дальше так пойдет, не видать тебе колледжа как своих ушей.
– Но я в пятом классе самый младший, – неосторожно возразил Бэзил.
– Думаешь, ты самый умный, да? – Он свирепо уставился на Бэзила.
Внезапно в нем произошла какая-то перемена, и на некоторое время оба опять умолкли. Когда за окном потянулись скученные предместья Нью-Йорка, тренер заговорил намного мягче, как будто одумался:
– Ли, хочу оказать тебе доверие.
– Да, сэр.
– Пойди где-нибудь перекуси, а потом отправляйся на спектакль. У меня тут дело есть; успею – присоединюсь к тебе в театре. Не успею – встретимся у выхода.
У Бэзила екнуло сердце.
– Да, сэр.
– Надеюсь, ты в школе не проболтаешься – ну, о том, что я ездил по делам.
– Нет, сэр.
– Вот и проверим, сможешь ли ты хоть раз прикусить язык, – сказал тренер, обращая разговор в шутку, а потом назидательно добавил: – И чтобы ни капли алкоголя, понял?
– Что вы, сэр!
Бэзила покоробило это предположение. Он никогда не пробовал спиртного, даже не допускал такой возможности, разве что в мечтах пригубил неосязаемое и непьянящее шампанское.
По совету мистера Руни он решил пообедать у вокзала, в отеле «Манхэттен», где заказал клубный сэндвич, картофель фри и шоколадное парфе. Краем глаза он разглядывал беззаботных, жизнерадостных, вальяжных посетителей за соседними столиками, наделяя их романтическим ореолом, от которого эти его возможные сограждане по Среднему Западу ничуть не проигрывали. Школа свалилась с плеч, как ненужная ноша; она отзывалась лишь досадной суетой, и то где-то вдалеке. Он даже не сразу вскрыл засунутое в карман письмо, доставленное утренней почтой, поскольку оно пришло не куда-нибудь, а в школу.
Неплохо было бы заказать добавку парфе, но Бэзил не решился лишний раз беспокоить сбившегося с ног официанта и развернул перед собой листок. Письмо было от матери.
ДОРОГОЙ БЭЗИЛ!
Пишу в страшной спешке – не хотела тревожить тебя телеграммой. Дедушка уезжает за границу, на воды, и хочет, чтобы мы поехали вместе с ним. Ты сможешь закончить этот учебный год в Гренобле или в Монтре, выучишь язык, да и мы будем поблизости. Если,