Путь кабины повторял воображаемую линию небесного купола, и Бэзил подумал, как хорошо было бы оказаться здесь в другой компании, а то и в одиночестве: снизу ярмарка подмигивала огоньками разнообразия, а темнота, что вечно подкарауливает у границы света и ставит заслон последним затухающим лучам дня, приобретала бархатистую мягкость. Но Бэзил не мог обижать тех, кто не был ему ровней. Минуту спустя он повернулся к сидевшей рядом девушке и для приличия осведомился:
– Вы откуда – из Сент-Пола или из Миннеаполиса?
– Из Сент-Пола. Учусь в школе номер семь. – Она вдруг придвинулась совсем близко. – А ты, как я погляжу, бойкий, – поощрила она Бэзила.
Положив руку ей на плечо, он почувствовал тепло ее кожи. Их кабина опять оказалась на самом верху, выше было только небо, и опять они заскользили вниз под протяжные стоны далекой каллиопы[7]. Старательно отводя глаза, Бэзил привлек девушку к себе и, дождавшись очередного подъема в темноту, нагнулся, чтобы поцеловать ее в щечку. Это прикосновение взволновало его, но краем глаза он случайно увидел ее лицо… и порадовался, когда внизу ударил гонг и колесо, замедлив ход, остановилось.
Не успели три парочки собраться у выхода, как Олив завопила от восторга:
– Вот же он! Билл Джонс, мы только сегодня познакомились – у меня с ним свиданка.
Походкой циркового пони к ним направлялся парнишка примерно одних с ними лет, который с ловкостью тамбурмажора вертел в руках бамбуковую тросточку. Предусмотрительно выбранное имя не могло обмануть трех приятелей: это был не кто иной, как их сверстник и однокашник симпатяга Хьюберт Блэр.
Он остановился прямо перед ними. Дружески хмыкнул вместо приветствия. Снял шляпу, покрутил ее на пальце, уронил, поймал и лихо надел набекрень.
– Что ж ты, красава, – обратился он к Олив. – Я тебя пятнадцать минут ждал.
Хьюберт Блэр сделал вид, что собирается ее отдубасить; она захихикала от восторга. Он мастерски выбирал такой тон, который безотказно действует на девушек четырнадцати лет, а также на непритязательных дамочек постарше. Его фантастически тренированное, изящное тело всегда находилось в движении. У него был симпатичной формы нос, обезоруживающий смех и трезвый дар лести. Когда он вытащил из кармана ириску, положил на лоб, подбросил вверх и ловко поймал губами, даже сторонний наблюдатель мог бы с уверенностью сказать, что у Рипли не осталось никаких шансов.
Вся компания была настолько увлечена этим представлением, что никто не заметил, как глаза Бэзила вспыхнули надеждой, а ноги молниеносно сделали четыре шажка назад – с проворством, какому позавидовал бы благородный грабитель; он шмыгнул в щель между полотнищами какого-то шатра и попал в безлюдный павильон «Тракторы и комбайны». Здесь можно было перевести дух; ему пришло в голову, что Рипли пока ни сном ни духом не ведает, какой подарок ждет его этим вечером, и при этой мысли