– Замечательно! – бодро улыбается он. – Тебе нужно придумать сценический образ. Но этим мы потом займёмся. Пока… давай-ка я тебе театр покажу.
Коридор за дверью освещает разве что яркая табличка «ВЫХОД» у пожарной лестницы, но даже так, в темноте, я прекрасно вижу все двери.
– Там туалет, – объясняет Виктор, показывая. – Там кладовка с некоторым хламом, костюмерная, а вон там… – Он наклоняется ко мне и лукаво улыбается, смакуя каждое слово. – Там выход на сцену.
Я гляжу на ветхую тёмно-зелёную дверцу с облупившейся краской и не могу поверить, что она ведёт в совсем другой мир. Этот мир сверкает софитами и прожекторами, гудит аплодисментами, звенит колонками. Это рай – самый настоящий!
– А можно туда глянуть? – неловко спрашиваю я.
– Пойдём!
За дверью тянется узенький тёмный закуток, обрывающийся ветхими деревянными ступеньками. Они ведут на сцену.
Сейчас Виктор даже немного пугает. Смелостью, улыбчивостью, красотой. Я не знаю, как объяснить этот страх, но он крепко засел где-то в груди, вцепился острыми когтями и сковал собой всё тело.
Только вид на будущее место работы немного успокаивает меня.
Мы выглядываем из-за плотного чёрного занавеса – тёмная сцена пуста.
– Темно слишком, – фыркает Виктор и со всей силы бьёт по выключателю.
Загораются огни.
Холодный свет льётся на сцену, режет темноту в зале и заглядывает на балкончик, где разместилась всевозможная аппаратура.
У меня замирает дыхание. Пока нет зрителей, театр дремлет. И я гуляю, прохаживаясь у пасти спящего зверя, я могу его разбудить, я могу стать его частью – и стану.
– А ты вся загорелась, – с ухмылкой замечает Виктор.
– Я просто очень сцену люблю, – признаюсь я.
– В этом мы с тобой сходимся. Я потом на репетиции покажу, что да как тут, – Он выходит на середину сцены и стучит по покрытию каблуком. Я слышу гулкий звук – внутри пусто. – Здесь люк. Запоминай по ходу дела подобные штуки.
Запомню. Люк, детали реквизита, каждый трюк – всё запомню. В эту минуту я готова выложиться по полной, чтобы не подвести Виктора.
Возвращаясь в коридор, уже чувствую, что начинаю осваиваться. Я впечатываю в память каждый провод, каждую ступеньку, каждую дощечку в этом театре.
– Здесь обычно больше людей, – говорит Виктор. – Сегодня почти нет никого, а те, что есть, по гримёркам разбежались. Ты, наверно, знаешь, что у нашего театра репертуар особый. Джаз, экспериментальные постановки. Так что народ здесь интересный вертится, тебе понравится.
А мне уже не терпится тот самый «интересный народ» увидеть. Это другой коллектив, новые люди, которые ещё не знают Таню Волкову. Если они будут хоть чуточку добры, театр станет для меня настоящим домом. И, может быть, я даже перестану думать о смерти.
По дороге в гримёрку мы так никого и не встречаем. В театре царит почти полная тишина, которую нарушают разве что приглушённое шуршание и скрип за стенами.
Задумавшись,