«А одним боем чего дознаешься?», – огорченно судачили посланные на сыск, в очередной раз возвращаясь ни с чем. В конце концов Бирона оставили в покое: грехов на нем и так было довольно, чтобы заморозить в Сибири.
Госпожу Бирон допрашивали об исчезнувших императорских драгоценностях: ничего не забыли, до последней серебряной ложки из подаренного покойной императрицей сервиза. Бенигна отвечала, что они с мужем не успели ничего забрать из дворца: гвардейцы Миниха вытащили их ночью прямо из постели.
«Как видно, слуги или солдаты в суете растащили! – твердо отвечала женщина.
И с издевкой добавляла, не страшась пощечин и оплеух: «Быть может, пропажу стоит поискать на столе у фельдмаршала Миниха?».
Гедвигу и Карлушу «распытывали» вяло, неохотно. Что возьмешь с горбатой девчонки и двенадцатилетнего мальчишки? Гедвига после каждого допроса рыдала, а Карлуша сидел волчонком, вжавшись в стену каземата. Так прошло семь месяцев, похожих на один бесконечный и жуткий день. За узким зарешеченным окном зима сменилась зеленой весною, весна – скупым на солнышко северным летом, затем зазолотилась осень. Тогда они вновь увидели пепельно-серые воды Ладоги и переправились в лодках на большую землю. Вернулись из царства мертвых в царство живых. Питер подумал тогда, что воды Ладожского озера, отделяющие Ореховый остров от берега, – это воды Леты, а солдаты-гребцы – многоликий Харон-перевозчик. И плата этому Харону – людские страдания. Только, видно, Бироны еще не испили чашу страдания до дна, потому что их ожидало новое наказание – ссылка в сибирский городок Пелым.
Впрочем, это было очень мягкое наказание. Судьи правительницы Анны хотели было приговорить бывшего регента к лютой смерти через четвертование, но Аннушка смягчила приговор. Только ссылка… Без всякого сомнения, думал Питер, она была добрее отца. Эрнст-Иоганн Бирон и покойная тетка Аннушки, императрица Анна Иоанновна, поступили бы по-другому.
Биронов повезли в ссылку… Как они не сгинули в этой бесконечной дороге по бескрайним пространствам деревенской или безлюдной России, сначала под почти непрерывной завесой дождей, затем – в холод и распутицу поздней осени – Бог весть! Сначала рвы и колеи добили ветхий экипаж – берлину, затем ранний снег посыпался отовсюду на простые крестьянский сани, в которые конвойные пересадили Биронов, настелив для тепла остро пахнувшие овчины и ветхие лоскутные одеяла…
Как тут было не вспомнить другого полудержавного властелина великой северной империи, светлейшего Александр Данилыча Меньшикова, которого «со чада и домочадцы» не столь давно так же уносили по санному пути скрипучие дровни – вон из блистательного