Если убитый таким образом вендази до последнего не падал на землю, и выдерживал всю казнь с достоинством, он считался погибшим, как тамраг. В этом случае, дети убитого получали титул мависи. Надо ли говорить, что желающих принять участие в подобном состязании было не много? Тем не менее, они выходили драться, примерно раз в двадцать – тридцать лет, когда правящий сайер старел, и находился молодой авантюрист, готовый рискнуть и пролить кровь. Тогда происходили чудовищные по своей жестокости поединки, о которых потом веками слагали легенды во всей стае.
Последний удар гонга возвестил о том, что претендента на место сайера так и не нашлось. Это означало переход к следующей ступени празднества в честь предстоящей военной кампании – ритуальным убийствам думиваро. Толпа зачарованно замерла в ожидании, только ступни, еще пока робко, начинали выбивать темп. Тысячи воинов, собравшихся здесь, в унисон грохали окованными башмаками по мостовой. Тем временем, над бойцовскими ямами уже полыхали пожары, взвиваясь длинными языками в звездную ночь.
Морайна смотрела на ближайший к ней костер отстраненно и задумчиво, словно находилась далеко отсюда. Ее глаза сверлили огонь невидящим взором, который был настолько холоден, что, казалось, способен побороть бушующее пламя. Единственное, что соединяло молодую мависи с этим миром, это гомон толпы, к которому во всеобщем единении присоединилась и она.
Когда свора клыков качнулась вперед, стало понятно, что церемония началась. Рабов одного за другим растягивали на огромных железных дыбах прямо над кострами. Крики и стоны мучимых умирающих зазвучали отовсюду, а их палачи старались все изощренней. У каждой дыбы стояло по два оккультиста думиваро: один выкачивал энергию и жизненные силы жертвы, другой распылял отобранную энергию над идущим строем клыков.
Проходя мимо костра, Морайна почувствовала, как ее с головы до ног окатило потоком силы. Неимоверный заряд мощи, несчастной и еще живой души, погибающей под пытками, мог питать неделями. Девушка скривилась, будто глотнула скисшего молока, но тотчас взяла себя в руки, постаравшись изобразить гримасу ярости на лице. В стае не принято распускать сантименты по отношению к «мясу». Даже сквозь вышитую стальными бляхами толстокожую куртку она почувствовала жар от своей рапиры на поясе. Клинок не только нагрелся, казалось, что он даже начал подрагивать, как и хозяйка, ловя частички силы, которая наполняла сейчас все вокруг.
– Пей, Туаканра, – подумала вендази, поглаживая эфес рапиры. – Скоро нам обоим понадобится вся сила этого мира.
Маршевым