Парень тряхнул головой, а потом прикрыл глаза, словно думал, что я его околдую и пытался не поддаваться.
– Кто в здравом уме нарочно поднимет мертвого? – попыталась я, но быстро поняла, что доказывать этому упрямцу что-либо смысла не было. Он не собирался меня слушать.
– Ты вернешься в табор и примешь свою судьбу! – твердо сказал он и снова взял меня за руку.
Внутри все оборвалось. Это был конец, крушение единственной надежды. Боль и разочарование в самой себе тисками сжали сердце. Я не хочу умирать. Я прожила совсем короткую жизнь, каких-то девятнадцать лет. Я не любила ни разу, не стала женой и матерью. Не видела мир так, как бы мне того хотелось.
Может и стоило смириться? Но я не желала! Я сделала свой выбор и должна была, во что бы то ни стало, следовать ему. Мне бы сейчас топор хозяина. Я бы, конечно, не тронула Больдо, но припугнуть попыталась бы. Однако мне не пришлось. Послышался странный звук и цыган упал на пол, как подкошенный. Я испуганно вскрикнула и отскочила.
– А теперь беги, девочка, – сказал старик, отбрасывая полено в сторону.
Меня не пришлось просить дважды. Со скоростью, покорной лишь ветру, я переоделась в уже успевшую высохнуть одежду и влезла в еще мокрые ботинки.
– Траву я оставила на сундуке, – сказала, осторожно посматривая на тело Больдо. – Поджигайте ее несколько раз в день и давайте жене подышать, скоро ей станет значительно легче.
– Беги в Липрок, там много народу, никто не обратит внимания на цыганку, – сказал он, подтверждая мои собственные мысли. – Если надумаешь покинуть Златоросье, просись на большие корабли, там самые жадные матросы, могут пустить в трюм и спрятать тебя среди груза.
– Спасибо вам большое! – ответила я, опасаясь, как бы Больдо не разъярился и не отыгрался на старике.
– Иди с Богом! – сказал он и затворил за мной дверь.
Спустя два дня я спустилась в трюм корабля, отплывающего в Бурву.
Глава третья
Никогда не думала, что морское путешествие может оказаться таким неприятным. Я сидела в трюме, среди мешков с зерном и бочек вина, ощущая, как мои внутренности бунтуют. В животе все скручивалось и раскручивалось, а тошнотворный комок не покидал горла. Матрос, который пустил меня на корабль, просил и носа не показывать, иначе, если меня заметят, то я буду сама по себе. Ничего другого и не ждала.
Жарут сводил с ума, казалось, будто под ним кожа покрылась саднящими волдырями, а его тяжесть словно прибивала меня к полу. Уже через полторы недели плавания я решилась снять его. В трюм, кроме того матроса, что знал обо мне, мало кто заходил. Я пряталась в самом дальнем углу и не издавала ни звука. Такие суда частенько берут пассажиров из господ и не только, и я могла бы заплатить за одну из немногих кают и проводить время в большем комфорте, но мне, ни к чему были свидетели.
Чтобы рассчитаться за это путешествие пришлось отдать две серебряные пластинки с моего ожерелья, поскольку других монет у меня не было. Ещё одна ушла за соблюдение гигиены. Моряк тайно провожал меня в каюту