Идти было недалеко. Прохлада довольно чистого двухэтажного постоялого двора была, как спасение. Во внутреннем дворике – о, блаженство! – мирно журчал небольшой фонтанчик, окруженный невысокими деревцами. Но умиротворенную картину разрушил громогласный рык, раздавшийся откуда-то из недр второго этажа:
– Бааааааарт!
Барт деланно медленно повернулся к Ахане, попросил подождать, и со скоростью испуганного зайца метнулся на зов. Она двинулась следом. С первого взгляда, брошенного на пациента, Ахане стало ясно многое.
Что его жизни и здоровью ничего не угрожает. Что он молод и не особо красив. Что у него ужасный характер. И что она влюбилась… Мысль о том, что покидать надолго лагерь ради одного единственного пациента немыслимо, растаяла и испарилась. Мир поделился на две части – ту, где был Джеймс Хэмиш Паддингтон, и другую, включающую в себя всё остальное. Вторая стремительно съеживалась до мизерных размеров. Призвав на помощь все своё самообладание, она приступила к осмотру.
Это было всего лишь расстройство желудка. Похвалив Барта за правильный уход, выдав лекарства и выдержав ледяной взгляд пациента, Ахана заторопилась в лагерь.
– А ну стойте! – его бесцеремонность зашкаливала, но девушка спокойно обернулась с порога.
– Мистер Паддингтон! Мне пора, следуйте моим рекомендациям и выздоравливайте.
Вслед ей донеслось яростное:
– Барт! Где ты её нашел? Мне надо было уехать в Сарканд, что б и тут наткнуться на шайку наглых ирландцев? Что б этого больше не повторялось!
Чувствуя, что сейчас расплачется, Ахана почти бегом покинула постоялый двор.
Следующие два дня она себя уговаривала. Он сноб и шовинист. Презирает ирландцев и не признает женщин-врачей. Он грубый самонадеянный болван. Похож на каланчу. Или на богомола.
У него длинные руки и ноги, светлые, с рыжиной волосы. Он неуклюж и способен высверлить дыру в стене своим взглядом…
Сердце ей твердило: «Да! Он наслушался чужих бредней и уверовал, что чем-то лучше других! Он ранен своей обособленностью! Он нуждается в помощи и участии даже больше, чем те, кто умирает от обезвоживания, потому что его сердце ссохлось от одиночества. Он просто выросший, но еще не повзрослевший мальчишка.» Умом же понимала, что нужно просто дождаться отъезда.
А вечером второго дня он появился у входа в медпалатку. Растрепанный, небритый, в несвежей блузе и мятых, пыльных штанах. Не глядя на неё, словно она виновата в чём-то, произнес:
– Мисс Рэйд… Барт заболел. Сегодня. Уже совсем плох. Прошу вас…
Это была холера. За несколько часов Барт превратился в синюшную тень самого себя. Но было еще не поздно. Полночи девушка провела рядом с ним, капая растворы, сделав необходимые инъекции. Когда она спросила, кому объяснить, как ухаживать за больным, Джеймс задумчиво посмотрел на таз, ведро с кипяченой водой, ночной горшок под кроватью.
– Мне объясняйте. Я буду.
– Это очень…грязная работа… Уверены?
Он