– Ангелочек, – расплылся он в улыбке, уже без тени опаски или смущения. И даже без акцента: – Дверь закрыл?
– Конечно, святой отец.
Ларсен ошалело вытаращил глаза; все, сидящие в щитовой, похолодели до температуры окружающего их бетона. Федька как ни в чем не бывало сел на кровать, закинул ногу на ногу.
– Раз я ангелочек, то вы – святой отец.
Ларсен тут же успокоился, довольно и раскатисто рассмеялся, и стал разливать шампанское по бокалам.
– Как вас зовут? – замурлыкал Федька.
– Адам.
– Вы не русский?
– Нет, слава Господу!
– А так чисто говорите.
– По работе приходится тут бывать. А ты русский?
– Наполовину.
– А на вторую половину?
– Сириец. Мать в свое время в студента влюбилась.
– Обычное дело. Как зовут?
– Карим.
– Ну, за знакомство.
Федька выпил весь бокал до капли залпом. Ларсен отпил не больше половины, но церемониться далее не стал – вцепился в «ангелочка» и несколько мгновений на мониторе была только темнота. А из динамиков доносилось лишь его жаркое сопение. Когда вновь появилась картинка, Федька явно лежал на кровати, а Ларсен навис над ним.
– Сними это, – прошептал он, ухватившись за Федькин ошейник.
В динамиках раздался оглушительный скрежет.
– Не могу, радость моя. Правило клуба.
– Ладно, черт с ним!
– Может, сделать вам массаж?..
– Нет!
Ларсен накрыл собой и Федьку, и камеру. Кречетов взглянул на «картинку» Савина – беседа только подходила к кульминации.
– Не успеет. Я пошел.
На этот раз Климов промолчал, только с сомнением покачал головой.
Андрей Павлович скинул куртку рабочего костюма и надел свой пиджак. Брюки на нем были обычные.
– Климов, вы за старшего. Со мной постоянно быть на связи.
– Есть, товарищ подполковник.
Кречетов ушел, Климов беззвучно выругался, а Митя в ужасе уставился в экран, на котором пока ничего толком нельзя было разглядеть – только смазанные, мечущиеся пятна света и тени. Наконец, картинка замерла. Стал виден лежащий Ларсен – Федька сидел на нем сверху.
– Ты знаешь, Карим, что величайшие мудрецы мира ставили любовь к юношам выше любви к женщинам? – страстно шептал «пастор». – Это – божественная любовь…
Федька рассмеялся, а затем склонился и поцеловал Ларсена. Тот заерзал под ним и голос его, когда он заговорил, зазвучал по-другому – пропали и нотки веселья, он звучал низко и утробно от похоти.
– Ну давай, покажи, что умеешь!..
Федька соскользнул вниз, сев ему на ноги. В кадре оказались ремень и ширинка «пастора».
– Не смотри, – посоветовал Климов Мите, брезгливо косясь на экран.
Лейтенант, похоже, его не слышал: он прижал ладони к лицу – то ли в изумлении и ужасе, то ли