За спиной зазвонил телефон. От страха свело горло. Неужели он сидит слишком долго? Олег оторвался от подоконника и упал вниз.
***
Сквозь красную пелену Олег видел бегущих людей, видел лица. Одно из них наклонилось к нему, и полный беспокойства голос… Ларисин голос произнёс:
– Олеженька! Олеженька, только не умирай! Зачем же ты так! Олеженька!
Лицо жены было свежим, а волосы раскидались по плечам золотым веером. Ни следа крови и уж точно никакой пробоины в черепе.
С другой стороны нависли совершенно живые тесть и пасынки. Все они наперебой голосили и причитали, да только лица их были полны злой усмешки.
Лариса вдруг улыбнулась, превратившись в привычную мегеру и прошептала, наклонившись ближе:
– Можешь же достать денег, когда захочешь, – потом отвернулась к кому-то и сказала вполголоса: – Этот раскололся быстрее Игоря. Я, кстати, уже двушку присмотрела, рядом отличный парк.
– Тихо-тихо, папаню сначала похорони, – проскрежетал Миша. – А то Леонид, помню, долго копытился. Когда уже нормального мужика присмотришь?
За спинами пасынков, словно знамя победы, маячило красное лицо тёщи.
Тут к Олегу подошли другие люди. Соседи и просто прохожие. Все они сокрушенно качали головами и утешали, уводили рыдающих детей и хлопали по плечу безутешную жену.
А Олег всё силился сквозь кровавую завесу, сквозь боль и спазмы крикнуть, объяснить какие это лжецы, и что они сделали с ним. Силился и не мог.
Силился и не мог.
Баллада о демоне бескрылом
Капли бьют по носу, разбиваются о язык, стекают по скулам. Я пью их, я голоден, я словно ребёнок глотаю холодную воду, дивясь ей безмерно. Дождь рождается в небе. В книгах написано – в тучах, но я им не верю. Слишком скучно, банально, избито. Намного приятнее думать, что это звёзды рыдают во тьме бесконечных пространств.
Чьё-то горе, возможно – горе разбитого сердца, но для нас – лишь дождь, оставляющий мокрые пятна на джинсах. Зонтик в руки, и дальше бежим, ведь приятнее верить газетам и книжкам умным, в которых учёные, которых и не видел никто, говорят сознательно: «Это лишь тучи».
С волос стекает вода, подбираясь к воротнику. Трясу головой словно пёс, губы облизываю, улыбаюсь чему-то неясному. Стою у дороги, рука вытянута, голосую вот уже час, но хоть бы одна тварь откликнулась. Нет, проезжают мимо, грязью окатывая. Рычат моторы озлобленно, водители сквозь стёкла скалятся, никому нет дела до меня мокрого. Никому нет дела до своей погибели…
Небо ночное беснуется, завывает ветрами зловещими. Но разве кто-то к нему прислушается? Разве кто-нибудь поднимет голову? Опускаю руку уставшую, и бреду вдоль дороги, что вдаль тянется. Чёрная тень безликая – вот кем видят меня автомобилисты чёртовы.
Фонари