В основном же обстановка в деревнях была нормальная. Уходя из дома, только вставляли палочку в пробой, чтобы показать, что никого нет дома. На замок же закрывали только когда в окрестностях появлялся цыганский табор.
Я рос в основном здоровым мальчишкой (щи да каша, молоко). Но, конечно, несколько и поболел. Пятилетним рыл я в огромном снежном сугробе норы и ползал по ним. Пришел домой – сам как сугроб. Заболел воспалением легких. Дед повез меня на санках в деревню Тепляшино, там был военный медик. Дал медик какие-то таблетки, а дед его заодно спросил – не наследственная ли болезнь рак. Медик (наверно, это был простой фельдшер) сказал такую чушь, что в возрасте матери мы тоже можем заболеть раком. Дурак, заставил меня много десятилетий помнить об этом.
В другой раз, собирая в лесу грибы (разумеется, босиком), порезал я об какую-то осоку ногу. Порез был пустяковый, но, видимо, осока была ядовитой (есть такие). Вся нога до колена распухла, нарыв. Повезли в Дарьино, фельдшер сделала операцию. Полтора месяца просидел я дома, вместо того чтобы бегать по полям и лесам. Но это все пустяки, в основном, повторяю, детство было золотое.
Мои домашние и дикие животные.
Вы, горожане, в лучшем случае знаете только кошку и собаку. Я же до 14 лет жил в мире животных.
Конечно, на первом месте корова. “Кормилица”, – говорила бабка. В самом деле – молоко, телята, мясо, шкуры. После Райки-первой у нас была Райка-вторая, и мы с ней были большие друзья. Из поля встречаю – она сразу ко мне, чтобы я дал ей капустных листьев. Ежегодно приучал к полю ее телят (первоначально, по холоду, они жили у нас в избе за печкой). Налетят слепни, теленок задрав хвост удирает домой, ты за ним и отводишь снова в поле. Но неприятно запомнился процесс резания подросшего бычка. Дед, приучая к домашним заботам, взял меня с собой в хлев. Погладил бычка (тот, дурашка, лезет лизаться), а потом как жахнет кувалдой по лбу. Закачался бычок, глаза подернулись туманом. Дед еще жахнул, упал бычок и дед перерезал ему горло. Что поделаешь – неприятно, но нужно. Так многое в жизни неприятно сочетается. Снова Тамара: «Зачем ты пишешь эту грязь».
Лошадь Майка (потом еще была ее дочь Тамарка, красивое и строптивое создание; везет мне на Тамар). Майка, колхозная, была на постое на нашем дворе. Эту угощал кусочком хлеба с солью. Она могла бегать за мной, как собачка, не нужно было узды. Когда я по весне чистил ее от старой шерсти железным скребком, я нисколько не боялся ни встать сзади, ни заставить поднять ногу, ни залезть под живот. Я плакал, когда она по