У нас в избе квартируют два немца, мы ютимся на кухне и за печкой. Бабка истопила вспомогательную печку (была и такая кроме основной), закрыла трубу. Немцу показалось мало натоплено, и он подбрасывает в печку два полена. Бабка возмущенно вытаскивает их обратно, пытаясь объяснить немцу – так нельзя, угоришь. Немец бьет бабку поленом по голове, бабка падает. Дед идет к немецкому начальству, и в результате, к удивлению деда, этого немца отсылают на передовую.
Нам поселяют двух других немцев, лейтенантов. Эти довольно вежливы – и офицеры, и передовая уже далеко. Угощают нас с Люсей шоколадом. Трехлетняя Люся качается на спинке кровати и поет услышанное от немцев: «Сталину капут, Сталину капут». Немцы хохочут, бабка разъяренной тигрицей подскакивает и хорошим шлепком отправляет Люсю на кровать. Люся ревет, немец грозит бабке пальцем.
Немцы отмечают рождество. Елка, елочные игрушки, специально присланные им из Германии (потом мы сами много лет украшали ими елку). Немцы подзывают деда, наливают маленькую немецкую рюмку. Дальше точно по Шолохову (есть у него такой эпизод). Дед от рюмки отказывается, немцы насупливаются, но дед приносит граненый стакан. Немцы наливают немного, дед показывает – полный. Немцы наливают полный и с любопытством смотрят. Дед выпивает, крякает и уходит на кухню.
Вечер, немцы сидят за столом, елка еще стоит, в окно раздается стук, команда, и немцев как ветром сдувает. Это идет наше московское контрнаступление. Немцы под угрозой автомата (сам видел) успевают прихватить деда с лошадью, чтобы вез их (немецкая техника стояла – не было бензина). Дед возвращается через неделю, без лошади, без кнута и без шапки. Наш НКВД (или СмерШ) его забирает и отправляет в Калинин. Дед возвращается через два месяца, без дальнейших последствий.
Немцы только что удрали, прошли и наши лыжники в белых маскхалатах (бабка причитала «Милые!» и совала им горбушки хлеба). В ночи зловещее пламя по всему горизонту. Нашу деревню не сожгли, потому что она глухая, от станции далеко и немцы не могли подвезти бензин, да и некогда им было. Бабка тревожно мечется из избы на улицу и обратно, и снова на улицу. Я за ней, хватаю за юбку и причитаю: «Бабушка, не ходи!». Утром все население деревни бросилось грабить четыре оставленные немцами машины. В них много было добра, награбленного немцами. Я обхожу избу, ощупываю каждый уголок и гвоздик с радостным ощущением – теперь снова все мое.
Наше контрнаступление остановилось перед ржевско-вяземским выступом немцев. Ржев от нас в 40 километрах, так что мы оказались даже не во фронтовой, а в армейской военной полосе (21 армия Конева). Так фронт стоял до 1943 года, и за это время наша деревня понесла еще большие потери.