А тут еще леший, которому почему-то в своей чаще не сидится, на голову свалился. Вот тут-то соломка и пригодилась. Он хоть и сам волосатый, что тебе игрушка плюшевая, но и голова для меня более важная часть организма, нежели та, на которую я приземлился. На счастье она не пострадала, и поэтому хватило одного взгляда из-под волосатой пятки лешего, чтобы определить собственное местонахождение.
– Кто это? – испуганно прошептал леший, проворно переползая под кровать, где попытался прикинуться половой тряпкой, забытой во время прошлогодней генеральной уборки.
– Гриша.
– К-какой Гриша? И почему он такой?..
– Не знаю.
И действительно, что означает эта боевая раскраска на его окаменевшем лице и мокрые портянки, вывешенные для просушки на правой руке братка, которую он словно специально вытянул вперед во всю длину.
– Сажа, – определил я, проведя пальцем по черной щеке Гриши. – Кто-то баловался. Нужно стереть, пока он каменный, а то придет в себя, такое устроит…
– Он каменный? – уточнил леший, высунув голову из-под кровати.
– Что-то вроде того. С этим колдовством никогда нельзя быть на сто процентов уверенным.
– А как же он ходит?
– Он в таком состоянии и не ходит. Но Яга обещала, что завтра-послезавтра окаменение пройдет, и он вновь станет человеком из плоти.
– Эх, – потянулся леший, выбравшись из своего укрытия. – Похмелиться бы… и можно по бабам.
– Похмелиться не проблема, – ответил я, указав на стол, где сиротливо стояла бутыль с остатками мутного первача и деревянная тарелка со следами зубов на ободке и одиноким яблочным огрызком. Это я с девчатами, когда знакомиться с Гришей ходили, оставил ее здесь. Но вот боевая раскраска – это не наших рук дело. А тогда чьих? Не Бабы же Яги… – А вот как ты по бабам с такой рожей собрался…
– А чего с ней не так? – принялся ощупывать себя леший.
– Ты когда последний раз брился?
– Никогда.
– Вот! – я назидательно поднял указательный палец. – А туда же…
– Что же делать?
– Пей!
Нерешительно приняв наполненный до краев стакан, леший со страдальческой миной на лице опрокинул его содержимое в желудок.
– Ох и гарная, зараза! – крякнул он. Глазки лешего с устрашающей скоростью сошлись над переносицей.
– Видимо Яга ее на мухоморах настаивала. У нее это любимый гриб.
– А теперь по бабам? – потер руками леший.
– Опять?!
– А что?
– Пей, – я вылил в стакан остатки вонючей жидкости и пододвинул лешему.
– А ты?
– А я не хочу.
– Я уже тоже…
– А по бабам?
– По бабам… по бабам хочу.
– Вот видишь, а говоришь, что не хочешь.