«Не Роза, а леди-вамп какая-то», – удивлялся про себя Лысый, заходя в пахнущий мочой подъезд.
– Сим-сим откройся, – приказал он обшитой дерматином двери, показывая глазку неприличный жест. Дверь открыла похожая на хозяйку женщина лет сорока:
– Иди на кухню. По коридору направо.
В этой обычной двухкомнатной квартире, превращённой предприимчивой хозяйкой в филиал ликероводочного завода, стоял неистребимый запах сивухи. На оклеенной когда-то светлыми обоями кухне женщина отдала ему полулитровую бутылку, закупоренную скрученным куском газеты.
– Это то, что я просил?
Вместо ответа тётка зажгла спичку и, откупорив бутылку зубами, тоненькой струйкой стала лить в умывальник, одновременно поджигая жидкость. Самогон загорелся. Лысый зачарованно смотрел на льющуюся в полумраке зашторенных окон огненную воду и, отведя ставший вдруг жёстким взгляд, тихо проговорил: – Ну, всё.
Рассчитавшись он вышел из подъезда и не взглянув на Не спящую пошёл домой.
***
Спать Лысый лёг рано, выпив залпом двухсот пятидесяти граммовый стакан сбивающей с ног одним только запахом самодельной водки, вместо тоста сказав отражению: – Дай бог не последняя.
Гортань обожгло, и он ощутил, как огненная лава извергающегося вулкана спускается по пищеводу в пустой желудок. Выдохнуть не смог и стоял, беспомощно открывая рот, глядя остановившимися глазами в зеркало. Понемногу жизнь возвратилась к нему, и первое что Лысый сказал, обретя дар речи было: – Вот, ведьма, чуть жизни не лишила.
В ту ночь ему ничего не снилось, лишь под утро было видение.
Одинокий витязь ехал на беспокойно грызущей удила гнедой кобыле сражаться со Змием. Оставив за воротами пирующий двор на Горе, всегда полон снующей челяди, шутов да попрошаек. Богатырь вспомнил тревожные глаза меньшой княжны Катерины, казавшиеся от набежавших слёз ярко синими. Княжна не плакала, но смотрела как на покойника. Он долго стоял на распутье, поглаживая небольшую русую бородку, глядя на чей-то выбеленный солнцем череп. В пустой глазнице притаилась юркая ящерица, во всём виде которой было больше любопытства, чем тревоги и страха. На покрытом снизу мхом островерхом валуне сидел старый ворон, чистя клювом перья, не обращал на него внимания. Витязь стукнул копьём по камню – ворон взлетел и возмущённо каркая, стал набирать высоту. Дёрнув поводья, он поехал дальше; солнце палило, раскаляя кольчугу, и пот тёк по телу, стекая холодными струйками. Дорога шла вниз, обтекая подножия высоких холмов, густо заросших дремучим лесом, лишь на голых вершинах их не было жизни. Где-то здесь, в известковых пещерах испокон веков жили Змии. Сколько их было раньше, никто не знал, но сейчас остался только один. Когда-то ему платили человеческую дань. Раз в год, в последнюю ночь второго месяца весны, выбранную жребием жертву, привязывали к столбу на вершине Змиивой горы, а утром находили лишь окровавленные щепки. Теперь дань не платили. Змий стал стар, он уже не летал, а планировал с вершины на вершину,