И Юрий дёрнулся, когда глаза Даши вспыхнули, засверкали инфернальным огнём. Он почувствовал жар и приоткрыл рот с мыслями: «Я в аду! Я в аду!». Агония сопровождалась немым криком умирающего. Крик, который никто больше не услышит, кроме заблудших душ. Но Барабенко не умер и не отправился в ад, чтобы там жариться на котле дьявола.
Даша вызывала у всех чувства ноющей боли – дисфории. Каково это существовать в мире, где твоё родно чадо, вскормленное твоим молоком, взлелеянное и выросшее под твоей крышей, отвергнет тебя?
Даша вмиг ожила, её лицо превратилось в яростное подобие японских масок. Она взвыла, вытащила из рукава циркуль и им в руку Юры. От лезвия циркуля осталась рваная кровоточащая рана. Юра подпрыгнул, словно его ударили током в тысячи ватт. Его рожа скорчилась, как от апоплексического удара. Тюльпан раскрылся, но выпустил зловонный ядовитый саван. И никакой пыльцы. Оказалось, что тюльпан – мухоловка, заманившая и потом сожравшая тебя.
Даша вырвала лезвие из рваной раны. Она вонзила циркуль в самые сухожилия. Брызнул фонтан крови. Капельки крови впечатались и навсегда застыли на обоях, некоторая часть попала на футболку Даши и на её лицо. Но большая облила Юрия. Лезвие угодила в сухожилие меж указательным и средним пальцем, прочертило рваные полосы и задела локтевую артерию. Вылетел фонтан алой, артериальной крови.
Эрнест застыл. Он давно не видел крови. Последний раз – когда ему показывали фотографии по делу расстрела какого-то красноярца. Пуля образовала во лбу убитого огромную прореху. Мозги кашицеобразными ошмётками валялись на снегу, а кровь покрыла его отрепья. Труп сфотографировали, и фото попало в архив НКВД. Дело засекретили, но Эрнеста имел доступ к архиву и, будучи историком, изучал дела расстрелянных. Но одно дело – смотреть на фотографию с кровью, другое – на настоящую.
Даша оттолкнула отца. Эрнест качнулся, с трудом не упав. Он ощутил саднящую боль, когда её ногти впились в его живот.
– Господи, я только сейчас заметил, что у неё кроссовки. Она была готова к этому.
– Эрнест! – отозвался сдавленный голос Юрия.
– Я…
Пред ним встала дилемма: спасти Барабенко от потери крови или погнаться за дочкой.
Если он погонится за дочерью, то рискует жизнью Юрия. Если тот окажет первую помощь Юрию, то потеряет дочь.
Юрий помогал Эрнесту. И он не должен бросить его в беде. Дочь можно поймать и во второй раз. Куда она денется?
Юра – инструмент спасения дочери. Тем более, тот столько сделал для Эрнеста, что выбор в сторону дочери станет предательством. Эрнест читал множество историй про предательства, когда один ввергает нож в спину доверившегося человека. Мазепа. Русские солдаты во времена ВОВ. А ведь с войны пришли мириады предателей, и Сталин их учуял. Он не терпел предателей на родине, поэтому уготовил военные репрессии. Среди своих – тоже одни предатели. Видкун Квислинг. Курбский. Гай Фокс и другие предатели