– Прошу дать мне время до Пленума, Юрий Владимирович.
Андропов поморщился: к неудовольствию явно подключилась очередная колика.
– Чего тянуть, Григорий Васильевич? Мы вполне можем решить вопрос прямо сейчас, не дожидаясь Пленума. Оформим потом – в первый раз, что ли? Это ведь не главное. Главное – то, что дело не ждёт. То самое дело, которое лучше тебя никто не сделает.
«Дело не ждёт»! Нет, товарищ: не столько дело – сколько ты со своими планами! И в этих планах мне отводится роль, хоть и «со словами» – но даже не на одну серию: так – на пару сцен!»
Романов «поморщился изнутри»: нежданные ожидания сбывались. Андропов не собирался отступать – и это был тот случай, когда дифирамбы не радовали. Ведь Генсек обкладывал ими Григория Васильевича, как медведя в берлоге! Но классическое «нашествие косы» предполагает контраргумент в виде классического же «камня». И, если Андропов не собирался отступать, то Романов не собирался уступать. Хотя, зная характер блокадника-фронтовика, Юрий Владимирович вряд ли мог рассчитывать не лёгкую победу.
– Всё же, я думаю, будет лучше, если мы подождём до Пленума.
На этот раз Григорий Васильевич «уставил без промаха бьющий глаз» – и «не промахнулся»: теперь уже Андропов «пошатнулся, раненый» – и отвёл взгляд. Но даже «с глазами на стороне» Юрий Владимирович не позволил затянуться паузе сверх норматива.
– Хорошо, Григорий Васильевич. Пусть будет по-твоему. Но в конечном итоге, всё равно, будет по-моему. Так, что, готовься сдаваться… то есть, я хотел сказать: сдавать дела. Собери бюро обкома – и попрощайся с товарищами «на будущее». Словом: потренируйся.
В том, что «всё равно, будет по-моему», как и насчёт «готовься сдаваться», Романов и не сомневался: наши Генсеки не отказываются от своих предложений. Здесь нет места экспромтам: всё выношено и рождено. Это, как раз, было понятно. Непонятно было другое: выбор. Выбор настораживал: почему именно его? Ничего удивительного не было бы в том, что Андропов начал бы «тягать из небытия» периферийных назначенцев. Такова общая практика: не он – первый, не он – последний.
Но почему он «положил глаз» на человека, который некогда «положил глаз» на его теперешнее место – до того, как его самого чуть «не положили на плаху» вместе с этим «глазом»? Может – именно в силу этого «положения