и курили американские сигареты вместо пайкового самосада-горлодера, выдаваемого поштучно. Корейские воины ворвались на территорию ристалища и, используя свое количественное преимущество, сразу по нескольку человек бросались на каждого поляка, оставляя на их лицах дополнительные следы баталии, что и привело потомков Пястов к пониманию того, что их начинают бить. Но поляки тоже по ходу мгновенно перестроились, и общая новая напасть сблизила две враждующие стороны. Забыв все свои внутренние разногласия, они объединились и обратили свой фронт против ярых приверженцев идей чучхе, ударив по ним единым кулаком и обратив разгоревшуюся ярость против коварных азиатов, которых уже не перепутаешь со своими, используя в качестве подручного материала остатки мебели, сохранившиеся после первого действия развернувшегося спектакля. В количественном соотношении поляки уступали своим противникам раза в два: примерно тридцать человек на шестьдесят, но они были уже закаленными бойцами в мужском возрасте, да и по габаритам каждый из них превосходил любого оппонента минимум раза в два. После перегруппировки разъяренные поляки очень быстро выбросили корейских стражей за двери интерклуба, и те, побитые и посрамленные, убежали в свою казарму зализывать раны. Что сделаешь – против лома нет приема, на этот раз идеи чучхе не помогли, видимо, не хватило должного усердия для их более глубокого изучения. Поляки, после позорного бегства корейских пограничников, как ни в чем не бывало уселись за уцелевшие столики и принялись допивать и доедать все оставшееся на столах. Похоже, что они наконец-то пришли в себя, хотя до конца еще не понимали всю тяжесть произошедшего и будущие последствия. Агент, смекнув, что без начальственного окрика не обойтись, срочно побежал за капитаном польского сухогруза, и тот вскоре появился в зале интерклуба и, увидев остатки побоища и разгромленное помещение, срочно приказал своим не в меру обнаглевшим пиратам прекратить дальнейшее пиршество и бежать на пароход, ибо только там можно найти хотя бы временное спасение от обозленных и голодных корейцев, униженных и посрамленных, но вооруженных автоматами Калашникова, и затянувшаяся пауза могла закончиться совершенно непредсказуемо с крайне неприятными последствиями для панства. Увидев разозленного капитана, все еще созерцавшего остатки «культурного досуга» своего экипажа, отдыхающие, увенчанные боевыми шрамами, быстро покинули гостеприимный интерклуб и укрылись на своем большом пароходе под сенью двухцветного польского флага, надеясь, что корейцы не решатся на штурм их железной твердыни и на международный скандал. Так оно и вышло: глубокой ночью большое корейское начальство почивало в своих постелях, и только оно могло решить, как поступить с агрессивными дебоширами поляками с их пиратского капера, но тревожить столь высокую номенклатуру до утра никто не решился – и это сняло основное
