Молча взобравшись на коня, Волот легонько пнул его под брюхо, правя в противоположную от сражения сторону. Яркое солнце, особенно после мягкого полумрака еловой прохлады, резало глаза, но охотник, полностью погружённый в собственные мысли, не замечал этого.
– Эй, Вол. Ты какой-то тихий. Больше обычного. Что там, в лесу?
– Ничего, – отстранённо ответил он, не в силах перестать думать о смерти. Впервые столкнувшись с ней лицом к лицу, без прикрас и напыщенных слов о долге и доблести, он почувствовал тревогу. Она жглась в животе неуверенностью, страхом оказаться однажды одним из тех бедолаг. Поджав плечи в неясной надежде уберечь шею, самое уязвимое место человеческого тела, он покосился на густые заросли вдоль дороги. Кто знает, что может таиться за следующим поворотом?
– И откуда тогда запах смерти? – не отступал доктор, неровно сопя от возбуждения. Плутоватая улыбка предвкушения появилась на его вытянувшемся лице. – Ты же знаешь, как мне интересны люди. Скажи! Там случилось зверское убийство? Человек опять превзошёл все мои ожидания, вновь преодолев черту гуманизма?
– Нет, – глухо ответил охотник. Быть может, человеческая жизнь никчёмна и не значит ничего, ведь хоть люди и стараются забыться, рано или поздно она кончится, мерзко и неожиданно. Но не стоит лишний раз давать Молоку повод насладиться собственной правотой. Во всяком случае, он не намерен предоставлять демону такого удовольствия.
– Как «нет»? Я же чую кровь, от тебя разит!
– Никаких убийств. Их волки погрызли. А теперь поехали. До заката мы должны быть по ту сторону переправы. Коней оставим за полдня пути. Без них спокойнее.
– Не успеем, – фыркнув, сказал доктор. Украдкой оглянулся, как ожидающий гостей хозяин. Казалось, Гримбо разочарован невольным промедлением в пути даже больше, чем охотник. – Придётся ночевать.
– Тогда тем более – в путь. Нужно найти приличное место для сна, подальше от дорог.
***
Молок открыл глаза. Деревянный потолок, давно рассохшийся десятками дыр, едва ли был способен скрыть красоту ночного неба. Доски, некогда защищающие от дождя, поросли мхом и обыкновенной травой, натасканной птицами, и теперь напоминали разросшиеся ветви древнего дерева. Он усмехнулся своим воспоминаниям и бесшумно поднялся на ноги.
Волот спал, поджав под себя ноги, в самом дальнем углу. Седельные сумки служили ему подушкой, еловые лапы уберегали от холода. В середине дома, покосившейся невзрачной хибары, виднелись следы безуспешных попыток Волота добыть огонь – сложенные шатром ветви в окружении камушков. Стоит ли говорить, как он расстроился своей неудачей? Им ничего не оставалось, как постараться устроиться по углам, в охапке лесного сора, будто немые лесные твари.
Молок покачал головой, переступая через лежащего охотника, замер у порога. Ночной воздух обдал его студёной свежестью, напоенной недавним дождём.