Маршрут – кажется, без плана и цели – прочертился по Пятницкой к Водоотводному каналу и Балчугу. Оставив позади места, которые поэт Есенин считал кабацкими, дуэт поднялся на Большой Москворецкий мост, постоял, глядя на кремлевские купола. Обоих явно занимал предмет, о котором говорили. Мужчина иногда по-дирижерски взмахивал руками. Женщина морщила нос и смотрела вдаль…
Оказавшись на брусчатке Васильевского спуска, насладившись на пешеходном переходе ароматами внутреннего сгорания, обогнули слева Покровский собор. Красная площадь, половина Александровского сада быстро остались позади…
Новый знакомый Виктории Пескаревой о себе вкратце поведал еще на Пятницкой:
– Журналист. Пишу о рок-музыке, вообще о популярной музыке. Одно время делал на телевидении программу о советском джазе.
– Абсурд. Не считаешь?
– В смысле?
Виктория ждала.
– А! Джаз не может быть советским? Да ну!
Б. стал объяснять абсурдность такого абсурда.
Еще в юности на ретроспективном показе фильмов Трюффо компания Гриши изрядно повеселилась, когда на одном из стендов увидела портрет молодого режиссера: вылитый Б.! Однокурсники ржали как дураки, показывая пальцем на Гришу, на постер с Франсуа Трюффо. Со временем лицо Б. стало походить на лицо французского кинематографиста с той фотографии гораздо меньше – словно обзавелось собственными чертами; к взгляду примешался нездоровый похмельный блеск, – но прозвище «Трюффо» закрепилось. Почти тридцать лет так в основном все и звали: Трюффо – то, Трюффо – это… Часто обращались совсем просто: Трюф. Или даже: Трюфель.
Особенно подходил ему вот этот «Трюф», ведь Григорий выглядел еще и как второклассник, который вместе с одеждой увеличился в размерах. Симпатичный ребенок, шевелюру темных волнистых волос которого хочется взъерошить, сказав: «Как школа, старик?» Просто слишком крупный ребенок.
Над поясом модных, привезенных из Нью-Йорка милитари-штанов, которые Трюф любил за большие накладные карманы, вмещающие сигаретные пачки, фляжки с алкоголем, пивные банки, буклеты, компакт-диски, в последние годы нависло пивное пузо.
– Мне двадцать один было, я выпивал иногда, в основном – в общаге с однокурсниками; Новый год, сессию сдали, День студента, – делился Трюффо с Пескаревой своими наблюдениями. – Один мужик лет сорока пяти, чей-то родственник,