– Что такое? – вскрикнула она и потянулась ко мне. – Она шевелится! Би жива, она очнулась!
– А еще я кусаюсь! – напомнила я, и она поспешно отдернула руку.
Теперь, раз они все равно узнали, что я пришла в себя, скрываться больше не имело смысла. Я засунула руку так далеко под спину Керфу, как только смогла. Он заерзал, намертво придавив ее, потом рыгнул и снова захрапел. Плечо горело огнем, но я проталкивала руку все дальше, царапая ее о неровный камень. Я спохватилась, что громко дышу через рот, и закрыла его. Шума стало меньше, но ужас не отступил. А вдруг меня засосет в камень, едва я дотронусь до руны? Как это будет – меня затянет под него? Или они с Аларией провалятся в камень вместе со мной, будто в распахнувшуюся моими усилиями дверь? От страха у меня сдавило мочевой пузырь. Я запретила себе чувствовать позывы. Запретила чувствовать что бы то ни было, сосредоточившись только на том, чтобы проталкивать руку вдоль камня. Мои пальцы внезапно нащупали узкую бороздку. Я осторожно исследовала ее. Это была руна.
Чувствуешь что-нибудь? Можешь что-то сделать?
Я старалась. Мне не хотелось этого делать, но я прижимала руку к руне, водила пальцами по ее очертаниям.
Ничего. Ничего не получается, Волк-Отец.
Ладно. Тогда придумаем что-нибудь еще.
Его слова были полны спокойствия, но я уловила бурлящий под ними страх.
Вытащить руку из-под Керфа оказалось еще больнее, чем засунуть ее под него. Едва я высвободилась, как на меня нахлынула паника. На меня давило со всех сторон: теплая туша калсидийца сбоку, безжалостная твердыня подо мной, каменная стена рядом. Мне отчаянно хотелось встать, потянуться, вдохнуть холодного воздуха.
Не сопротивляйся, строго сказал Волк-Отец. Будешь трепыхаться – ловушка только затянется сильнее. Лежи тихо и думай. Думай.
Я пыталась, но все так давило… Алария снова принялась всхлипывать. Керф храпел. Его ребра терлись об меня при каждом вдохе и выдохе. Туника на мне перекрутилась, обмотав одну руку. Было жарко. Хотелось пить. Сама того не желая, я издала тихий гортанный звук. Хотя наружу рвалось нечто большее – крик отчаяния.
Нет. Не надо этого. Закрой глаза, волчонок. Будь со мной. Мы в лесу. Помнишь, как пахнет холодная ночь в лесу? Лежи тихо-тихо. Будь со мной.
Волк-Отец утащил меня в свои воспоминания. Мы были в лесу. Занимался рассвет, а мы уютно свернулись в логове.
Пора спать, настойчиво говорил он. Пора спать.
Должно быть, я заснула. Когда проснулась, он поддерживал спокойствие, которым поделился со мной. Мне больше не за что было держаться. В непроглядной тьме я мерила время тем, как вели себя мои соседи в каменном плену. Алария закатила истерику, и Керф проснулся. Он обнял ее и стал что-то тихонько напевать, наверное калсидийскую колыбельную. Через какое-то время она заснула. Позже Двалия забилась в бессильной ярости, когда Виндлайер помочился на нее.
– Я терпел, сколько мог, – хныкал он.
От запаха мочи мне тоже захотелось писать.
Двалия прошептала ему что-то,