Сам Отрыжка в коме, его рёбра трещат от давления, цвет лица из бледного переходит в синий. Зачем живёт? Жил?
Руки Толика снова сильно нажали Отрыжке на ребра. Чересчур сильно, я бы сказал. Он будто вогнал в грудную клетку иглу и с ветерком вдавил поршень. Еще одна игла с лекарством впилась пациенту в плечо. Через минуту кто-то крикнул: «Есть пульс!» – и все рассуждения, которые я вел в жидком киселе замедленной съемки, показались мне ужасно резонерскими. Ощущение просмотра замедленной киносъемки исчезло, события и действия вновь приобрели нормальную скорость.
Я решил было просмотреть газету, но кто-то крикнул:
– Дышит!
Толик перекрестился.
– Носилки, – сказал я.
Аспирин разжижает кровь, кордиамин стимулирует сердце, плюс санитар в качестве дефибриллятора – и Отрыжку удалось откачать.
В машине скорой помощи я одну за другой курил сигареты и смотрел в блестящее от сала и пота лицо этого парня. Он попал к нам из интерната пять лет назад, за двойное убийство. Зарезал в туалете двух ребят, пытавшихся по указанию воспитателя его «опустить». Помню, когда я изучил его анамнез, то подумал, что в отделении появится опасный бунтарь, головорез, но увидел лишь очередного ребёнка. С пятнадцати лет он практически не изменился: те же мясистый нос, высокий лоб и ямочки на щеках. Пять лет без амфетамина сделали его даже моложе, чем он был прежде.
Отрыжке тогда очень повезло: за два трупа он мог получить спец-интенсив. Помог директор интерната: нашел деньги, заплатил кому надо, тем самым загасив общественный резонанс. А эксперты из Сербского и прокурор пожалели мальчугана: дали наш режим, позволили сохранить немного рассудка.
Я вдавил сигарету в пустую банку из-под колы и закурил ещё одну. Фельдшер очень неодобрительно стрельнул в меня красным глазом.
– У этого парня два жмура, – сказал я.
Фельдшер безразлично пожал плечами.
– Знаешь, многие думают, что вся жесть – в тюрьмах или в таких заведениях, как наши, – я выпустил густой, как миазм Волан-де-Морта, клуб дыма. Он медленно взлетел и растекся по потолку автомобиля скорой помощи, контурно вибрируя в такт наездов машины на кочки. – Нет, вся жесть – там, где растут сироты. Просто это не принято освещать для широкой общественности.
– Дети вообще жестокие существа, а когда растут в грязи – вдвойне, – поддакнул мне фельдшер, поправив сбившуюся на очередной кочке капельницу.
– Не куришь?
Он покачал головой и отвернулся, а я начал искать причины этой нелепой попытки суицида. Может показаться, что такие, как Отрыжка, только и думают, что о самоубийстве, но это не так. Судя по моей практике, подобное – редкость. Случай Отрыжки – лишь пятый за всю мою практику. Причины всегда банальны, обычно они лежат под матрасом. Надо было сразу прошмонать