– Отдельная. Отдельная! Поехали.
Когда парни подошли к подземному переходу, сзади послышался робкий голос:
– Вадим?!
Они все вместе обернулись и увидели позади маленькую, хрупенькую, прекрасную девушку, бережно державшую в руках тюльпан и книжку.
– Вадим, я согласна, если, конечно, вы не передумали, – смущаясь, сказала она.
– Это Настя, – представил её Вадим и тут же подошёл к ней. – Ну что, мужики? Мы пошли.
– Куда? – одновременно спросили удивлённые Юрка с Сашкой.
– В кино.
– А мы?! – растерянно спросил Сашка.
– Так, а вы вроде в магазин торопились… – сказал весь сияющий Вадим. – «Елисеевский» вот здесь, рядом. За углом. Смотрите только не перепутайте, – и показал им пятерню. – Пять звёздочек! Другой, мужики, я не употребляю. Даже и не надейтесь!
Поражённые Юрка с Сашкой сначала неотрывно смотрели, как они уходят. Потом, ухмыляясь, стали смотреть друг на друга.
– Ветэр, кароший? – подражая француженкам, удручённо спросил Сашка.
– Офигеннейший! – расстроено ответил Юрка. И тут же со злостью добавил. – Ну и тихоня… Кто этих баб поймёт, как они выбирают?! А?! – и он раздосадовано всплеснул руками.
Эксситарэ флуктус ин симпуло
В конце следующего дня, когда в институте проходило собрание курса, прямо в коридоре, к Чарышеву подошёл огромного роста сухощавый человек. В сером костюме и с зонтом под мышкой.
Представился он профессором Вильегорским. Возраст у него был преклонный. Лицо – полное благородства и спокойствия. Глаза – выразительные. Голова – большая. Волосы седые, взлохмаченные. Руки как плети. С длинными аккуратными пальцами.
Полы его однобортного пиджака растопыривались и были чем-то похожи на сложенные крылья. Широченные брюки прямого покроя выглядели несколько кургузыми. Однако костюмчик, при всей своей старомодности и некоторой куцеватости, смотрелся на нём удивительно элегантно. А самой притягательной и пикантной деталью его одеяния являлся галстук в виде бабочки.
Профессор хвалил Чарышева за его проницательный ум. За способность видеть в привычном необычное. И настоятельно советовал ему заняться серьёзной наукой. Чарышев поразился такому вниманию к себе и удивлённо сказал:
– Если честно… Случайно всё получилось. Вы обо мне, профессор, зря думаете, что…
– Молодой человек! – недовольно оборвал его Вильегорский. – Ничего в жизни не происходит случайно. Ничего! Когда-нибудь вы и сами это поймёте… И нет ничего более противного разуму и природе, чем случайность. Это ещё Цицерон подметил.
– Дядечка, посторонись-ка! – решительно потребовала от Вильегорского подошедшая маленькая малярша в белой шапочке. Она распахнула окно и выбросила вниз бумажный мешок с каким-то строительным хламом. Тут же пришли ещё несколько человек с вёдрами и коробками. Они швыряли мусор торопливо, не глядя. Не обращая внимания на падающие на пол куски штукатурки.
– Вроде