Степан Ильич продолжал утомлять себя на рытье котлована. Он был даже, можно сказать, горд своим вкладом в «великую стройку»29 и ощутил невольное удовлетворение, когда его лопата коснулась, наконец, коренных пород, вскрыть которые требовалось по проекту. Это было на глубине за сто метров. Увлечение работой продолжало быть способом ухода от горьких дум.
Но в минуты отдыха отсутствие проблеска надежды на освобождение начинало угнетать и злить Степана Ильича. Трудно предположить, чем бы кончились переходы от состояния отрешённости и переживаний острой паники до трудно сдерживаемого возмущения и тихой злости, если бы не сочувственное отношение к нему и призывы к благоразумию одного осуждённого, бывшего учителя. Это был пожилой уже мужчина. Он вёл учёт земляных работ. Для арестантов он был как отец. Этот добрый человек заставлял и помогал им писать прошения о реабилитации, разъясняя тем, кто упал духом, скрытое значение бумаг и вселяя надежду на освобождение. Как ни суровой кажется советская власть, она, во-первых, предоставляет право оправдываться. Писать заявления и жалобы не запрещается. И, как ни странно, эти бумаги не пропадают в столах чиновников – они в обязательном порядке регистрируются и должны рассматриваться в соответствующих инстанциях за небольшое, в общем, предписанное законом время. Во-вторых, мир не без добрых людей – нужно надеяться на случай, когда твои послания попадут в добрые руки. И, что самое интересное, ходят слухи, что вроде уже вышло постановление о воссоединении лишённых прав со своими, находящимися в ссылке семьями. Этот старый учитель убеждал поникших в горе арестантов отправлять властям теперь не только просьбы о помиловании, а просить о воссоединении с семьями. Заявления и просьбы на этот счёт он писал сам и отсылал их в Запсибкрайисполком…
Но вот он умер. Говорили, что этот добрый человек оставил записки – несколько тетрадей, в которых подробно описывал всё происходящее с ним (даже такие детали, как скрип колёс), и очень хотел, чтобы его записи не пропали. И будто бы перед смертью он успел передать свои тетрадки одному вольнонаёмному, некоему Третьякову.
Но – о чудо! Степану Ильичу, как и многим другим, разрешили воссоединиться со своими семьями!.. доставив их сюда… в свою ссылку… Это случилось в сентябре 32-го года.
Конечно, отъезд большой группы рабочих не случайно совпал с окончанием строительства Кузнецкого металлургического комбината, когда необходимо было сокращать число рабочих рук. С первой партией Степан Ильич был направлен по этапу в Томск. С ним был его друг Пётр Литошенко, брат Николая Литошенко, приговорённого к расстрелу вместе с отцом Степана Ильича, и прославленный на весь Барабинский край рыбак Николай Попов.
Группу «отпускников» довезли до Томска, но там вдруг оставили для строительства каких-то складов. Это было слишком… Вскоре ночью часть