– Это, наверное, не ко мне, – выдавила она, – просто слезы текут от холода.
Винсент не закурил. Двое сидели дальше. Они никому не мешали, но у обоих было ощущение, что они заняли чье-то место. У кого-то гигантского, неизбежного, грозного, не вмещающегося в сознание, потому они встали, огляделись и скрылись в кафе. Заказали попить. Винсент заговорил.
– Я покупаю книги, но почти не читаю, складываю на кресле, около изголовья, когда я сплю, мысли из них поступают в мой мозг, я становлюсь умнее. Впитываю в себя.
Он достал телефон, чтоб посмотреть на время.
– У тебя есть машинка перемещения.
– Разве, это смартфон.
– Только не ври, прошу.
– Я тебя не обманываю.
– Ладно, но я боюсь.
– Ты нажмешь на кнопку и исчезнешь.
Винсент убрал мобильник, время два три ноль ноль.
– Как поздно, сейчас начнутся разборки и драки, будут летать ножи, звучать выстрелы и выливаться кровь.
– Думаю, только третье. Кровь – это волк: она всегда стремится на волю. Не приживается. Не бывает ручной.
Пили гранатовый сок, без ничего, без салата, без Бродского, без капустных листов. Заходили люди, садились, заказывали мохито, напивались, угрожали потолку и стенам, шумели, посещали сортир, курили там, где нельзя, уходили на юго-запад, осторожно крались, ступали на цыпочках, чтобы не спугнуть Тупака, мечтающего о смерти, потому бегущего от нее.
– Я закажу жаркое.
– Не стоит.
– Но ты голодна.
– Я слежу за фигурой, как следят за преступником.
Татьяна взмахнула ресницами, посмотрев на художника, у которого вместо уха было отсутствие оного.
– Посидим до закрытия, есть еще полчаса, погрызем семена.
– Как тебе этот запах.
Она протянула ладонь, пахло цветами, юностью, летом и высотой.
– Я закажу абсент, два стакана, загруженных им, жидкость должна быть с горкой.
– Можно, я оплачу, пусть принесут его.
Отворилась дверь, впуская темноту в помещение, ночь клубилась, плыла, мужчина тыкал вилкой в баранину, женщина красила губы и листала глаза.
– Сейчас начнется охота.
Пьяный достал пистолет и погнался за пьяной.
– Держите ее, ловите, не давайте уйти.
Комната раскручивалась слева направо, часы шли обратно, все сходили с ума.
– Сейчас начнется то, чего никогда не было на земле, я буду жонглировать яблоками, персиками и вишней, я буду выпускать изо рта огонь, я буду спать, лежа на потолке, заплатите по счету, за икру, за лимон, за январь и за дождь.
Винсент увел Татьяну, за углом он прижал ее к себе, крепко поцеловав.
– Ты основал поцелуй на моем лице, этот город будет расти, пока не станет столицей. Почему ты так странно сидел со мной, не говорил, не трогал никого, но на тебя все смотрели, все ощущали тебя,